Мы стояли и переливали из пустого в порожнее. Стюард еще
настойчивей уверял, что другие каюты лучше, но его никто не слушал.
Пейджет начал терять терпение. Чичестер, напротив, сохранял
полное самообладание. Я тоже, но с трудом. И никто никому не уступал.
Потом стюард вдруг подмигнул мне и шепнул на ухо пару слов…
Я незаметно ретировалась. По счастью, мне удалось почти тотчас же разыскать
помощника капитана.
– О, пожалуйста, – взмолилась я. – Вы ведь разрешили мне
занять семнадцатую каюту, правда? Но мне не дают… Там мистер Чичестер и мистер
Пейджет. Умоляю, сделайте так, чтобы она досталась мне, хорошо?
Ей-богу, моряки – самые галантные кавалеры на свете. Крошка,
помощник капитана, повел себя просто безупречно. Примчавшись на место сражения,
он сообщил спорщикам, что семнадцатая каюта предназначена для меня, а в их
распоряжении тринадцатая и двадцать восьмая. Если же им это не по вкусу – пусть
остаются в старых, он не возражает.
Я одарила помощника капитана красноречивым взором, давая
понять, что он герой, и вошла в новые апартаменты. Борьба существенно повысила
мой жизненный тонус. На море царил штиль, с каждым днем становилось все теплее
и теплее, морская болезнь отошла в далекое прошлое.
Выйдя на палубу, я приобщилась к метанию колец в цель. Потом
поучаствовала еще в нескольких спортивных играх. Когда подали чай, я с
удовольствием подкрепилась. После чая мы играли с приятными молодыми людьми в
кегли. Они были со мной чрезвычайно любезны. Я чувствовала, что жизнь прекрасна
и удивительна.
Сигнал, оповещавший о том, что пора переодеваться к ужину,
застал меня врасплох, и я опрометью кинулась к новой каюте. У двери меня
поджидала обеспокоенная горничная.
– В вашей каюте чем-то ужасно пахнет, мисс. Понятия не имею,
что это такое, но боюсь, вы не сможете тут спать. На палубе вроде бы есть
свободная каюта. Можете перейти туда… хотя бы на одну ночь.
Пахло действительно ужасно, просто тошнотворно. Я сказала,
что подумаю, пока буду переодеваться. И, морщась, торопливо принялась наводить
красоту.
Что же это за запах такой? Дохлой крысы? Нет, еще хуже… да и
воняет совсем иначе. Но почему-то мне этот запах знаком… Я уже с ним
сталкивалась… как же это… Ах вот! Поняла! Это асафетида. В войну я какое-то
время работала в госпитальной аптеке и имела дело с некоторыми жутко вонючими
препаратами.
Значит, асафетида… Но с какой стати?.. И вдруг меня осенило.
Я как подкошенная рухнула на диван. Кто-то насыпал щепотку асафетиды в мою
каюту. Но зачем? Чтобы я освободила ее? Однако почему им так хотелось меня
выдворить? Теперь я совсем по-другому восприняла утренний конфликт. Чем же так
притягивала всех семнадцатая каюта? Две другие были лучше. Почему же оба
мужчины упорно добивались, чтобы их поселили именно в семнадцатой?
Семнадцать… Все та же цифра. Семнадцатого я выехала из
Саутгемптона. Семнадцать… Я поперхнулась, быстро раскрыла чемодан и вынула
драгоценную записку, спрятанную в чулке.
17.1 22… Я решила, что это дата, дата отплытия «Замка
Килморден». Но что, если я ошибалась? Ведь если подумать, разве обязательно,
указывая число, писать год и месяц? Что, если «17» обозначает семнадцатую
каюту? Тогда цифра «1»… Цифра один – это время. А 22 – число. Я взглянула на
маленький календарь.
Двадцать второе – завтра!
10
Я была вне себя от волнения. Сомнений нет, наконец-то я на
верном пути! И ясное дело, переселяться мне отсюда нельзя ни в коем случае.
Придется терпеть запах асафетиды. Я еще раз проанализировала сложившееся
положение.
Завтра двадцать второе, и в час дня или в час ночи что-то
произойдет. Думаю, скорее ночью… Через шесть часов станет понятно.
Не знаю, как я прожила тот вечер. Только начало смеркаться,
а я уже ушла в каюту. Горничной я сказала, что у меня насморк и я не чувствую
запахов. Она очень расстраивалась, но я была непреклонна. Вечер никак не
кончался. Я вовремя легла в постель, однако на всякий случай надела халат из
толстой фланели и улеглась прямо в нем. В таком виде я могла моментально
спрыгнуть с кровати и принять активное участие в событиях.
Но какие события назревали? Я толком не знала. У меня
мелькали смутные догадки, однако в основном предположения отличались дикой
бредовостью. Я была твердо убеждена лишь в одном: в час ЧТО-ТО произойдет.
Мои товарищи по плаванию постепенно расходились спать. Время
от времени через приоткрытый иллюминатор до меня долетали обрывки разговоров,
смех, пожелания: «Спокойной ночи!» Затем наступила тишина. Свет на корабле
погас. Лишь в коридоре да в моей каюте горели лампы. Склянки пробили восемь.
Весь следующий час время тянулось просто неимоверно долго. Я украдкой
поглядывала на часы, чтобы не пропустить роковую минуту.
Если моя догадка неверна и в час ничего не произойдет,
значит, я совершила огромную глупость и швырнула все свои деньги псу под хвост.
Сердце бешено стучало в груди.
Потом послышалось два удара склянок. Час ночи! И – ничего!..
Хотя… постойте-постойте… Что это? Я услышала топот ног, кто-то бежал по
коридору.
Затем дверь в каюту резко распахнулась, и на пороге вырос
молодой человек.
– Спасите! – хрипло вымолвил он. – За мной гонятся.
Ни спорить, ни объясняться было некогда. В коридоре
раздавались шаги. На все про все оставалось примерно сорок секунд. Я вскочила с
постели и оказалась лицом к лицу с незнакомцем, стоявшим посреди каюты.
Спрятать в ней человека ростом в шесть футов было особенно
негде. Я выдвинула вперед дорожный сундук. Мужчина залез в образовавшуюся щель.
Одной рукой я подняла крышку сундука, а другой достала таз для умывания. Затем
ловким движением свернула волосы в маленький узелок на макушке. Выглядело не
очень художественно, но если посмотреть на это с другой точки зрения, то
картина была – художественней некуда. Леди, собравшую волосы в уродливый пучок
и намеревающуюся вынуть из дорожного сундука кусок мыла, чтобы помыть шею, вряд
ли можно заподозрить в укрывании беглеца.
Не знаю, кого я ожидала увидеть. Наверное, мистера Пейджета,
размахивающего револьвером. А может, моего «приятеля»-миссионера с тяжелым
мешком в руках или каким-нибудь таким же смертоносным орудием. Но кого я точно
не ожидала, так это дежурную горничную. Вид у нее был крайне благопристойный, а
на лице застыл вопрос.
– Простите, мисс, но мне показалось, что вы меня позвали.
– Нет, – покачала я головой.
– Извините, что помешала вам.
– Ничего, я еще не спала, все мучилась бессонницей. Дай,
думаю, умоюсь: может, полегчает? – Из моих объяснений можно было заключить, что
вообще-то мытье для меня – дело непривычное.
