Вторая байка тоже вызвала взрыв хохота у сидевших за столом,
но лучше всех отреагировал мой друг, член лейбористской партии.
– Боже мой! – побледнев, воскликнул он без тени улыбки. –
Кто же выпрягал это животное?
– Я непременно должна побывать в Родезии, – заявила миссис
Блер. – После того, что вы, полковник, рассказали нам, я просто обязана туда
съездить! Хотя пять дней в поезде – сущий кошмар.
– Поедемте в вагоне, который я забронировал, – галантно
предложил я.
– О, сэр Юстас, как вы любезны! Вы серьезно меня
приглашаете?
– Ну разумеется! – укоризненно сказал я и выпил еще один
бокал шампанского.
– Через неделю мы будем в Южной Африке, – вздохнула миссис
Блер.
– Ах, Южная Африка! – прочувствованно произнес я и принялся
цитировать свою недавнюю речь, произнесенную в колониальном Институте: – Что
может предложить миру Южная Африка? Что, скажите на милость? Фрукты и овощи,
шерсть и плетеные корзины, тучные стада и меха разных животных, золото и
алмазы…
Я торопился, зная, что стоит мне сделать паузу, как Ривс
встрянет и сообщит всей честной компании, что тамошние меха никуда не годятся
или еще какую-нибудь глупость, и испортит мне удовольствие, сведя разговор к
тяготам жизни шахтеров Рэнда. А мне вовсе не хотелось, чтобы меня обличали как
эксплуататора-капиталиста. Однако прервали меня совсем на другом.
– Алмазы! – в экстазе воскликнула миссис Блер.
– Алмазы! – ахнула мисс Беддингфелд.
И они обе обратились к полковнику Рейсу:
– Вы, наверно, бывали в Кимберли?
Я тоже бывал в Кимберли, но не успел этого сказать. Рейса
забросали вопросами. Как выглядят рудники? Правда ли, что местных жителей
держат там под замком? И все в том же духе.
Рейс отвечал, и чувствовалось, что он хорошо знает, о чем
говорит. Он описал условия содержания туземцев, рассказал, как ищут алмазы,
какие меры предосторожности принимает «Де Бирс».
– Значит, украсть алмаз практически невозможно? – спросила
миссис Блер с таким явным разочарованием, словно она специально за этим
направлялась в Африку.
– Ничего невозможного нет, миссис Блер. Кражи тоже бывают…
помните, я рассказывал вам, как кафр спрятал камень в собственной ране?
– Да, но я говорю о больших алмазах…
– Однажды, не очень давно, случилось и такое. Прямо перед
войной. Вы должны помнить, Педлер. Вы ведь как раз тогда были в Южной Африке,
не правда ли?
Я кивнул.
– Расскажите! – вскричала мисс Беддингфелд. – О, расскажите
же!
Рейс улыбнулся.
– Хорошо, я полагаю, большинство из вас слышало о сэре
Лоренсе Эрдсли, крупнейшем южноафриканском золотопромышленнике? История,
однако, произошла не с ним, а с его сыном. Вы, наверное, помните, что перед
войной поползли слухи о новом Кимберли, которое якобы спрятано в скалистой
местности Южной Америки, в дебрях джунглей Британской Гвианы? Сообщалось, будто
бы два юных старателя вернулись оттуда с богатейшим уловом алмазов, причем
некоторые были довольно приличных размеров. Мелкие алмазы и раньше находили в
районе рек Эссеквибо и Мазаруни, но эти молодые люди, Джон Эрдсли и его друг
Лукас, уверяли, что обнаружили в месте слияния двух рек огромные алмазные
россыпи. Алмазы были разных цветов: розовые, голубые, желтые, зеленые, черные и
чисто-белые. Явившись в Кимберли, Эрдсли и Лукас отдали их на экспертизу. В то
же время стало известно о сенсационном ограблении «Де Бирс». Эта фирма посылает
алмазы в Англию в специальных пакетах. Они хранятся в большом сейфе; два разных
человека имеют по одному ключу, а шифр знает третий. Пакеты сдаются в банк, и
банк посылает драгоценности в Англию. Каждый пакет оценивается примерно в сто
тысяч фунтов.
В тот раз в банке заподозрили неладное. Им показалось, что
пакет как-то не так выглядит. Его вскрыли и обнаружили там кусковой сахар!
Почему подозрение пало на Джона Эрдсли, я точно не знаю.
Однако ему припомнили, что в Кембридже он вел себя безобразно и отцу
приходилось не раз расплачиваться с его кредиторами. Как бы там ни было, вскоре
выплыло, что история о южноамериканских алмазах – выдумка. Джона Эрдсли
арестовали. Среди его вещей при обыске нашли несколько дебирсовских алмазов.
До суда, однако же, не дошло. Сэр Лоренс возместил «Де Бирс»
убытки, и возбуждать уголовное дело не стали. Как именно было совершено
преступление, полиция так и не выяснила. Но сознание того, что его сын вор,
разбило сердце старика. Вскоре его хватил удар. Что же касается Джона, то
судьба обошлась с ним в общем-то благосклонно. Он пошел добровольцем на войну,
храбро сражался и погиб, смыв таким образом с себя позорное пятно. Сэра Лоренса
же хватил еще один удар, и через месяц он тоже умер. Завещания сэр Лоренс не
написал, и его огромное наследство перешло к самому близкому из оставшихся в
живых родственников, человеку, с которым сэр Лоренс был едва знаком.
Полковник умолк. Все загалдели, начали забрасывать Рейса
вопросами. Сидевшая на стуле мисс Беддингфелд вдруг вздрогнула и обернулась.
Услышав ее изумленный возглас, я тоже посмотрел назад.
В дверях стоял мой новый секретарь Рейберн. Сквозь его загар
пробивалась такая мертвенная бледность, как будто он увидел призрака. Видимо,
его глубоко потряс рассказ Рейса.
Поймав наши пристальные взгляды, он резко отпрянул и исчез.
– Вы знаете, кто это? – пролепетала Анна Беддингфелд.
– Мой секретарь, – откликнулся я, – мистер Рейберн. Бедняге
все время нездоровилось.
Анна принялась скатывать на тарелке хлебные шарики.
– Он давно у вас служит?
– Не очень, – осторожно сказал я.
Однако с женщинами бесполезно принимать меры
предосторожности. Чем больше ты отступаешь, тем яростней они на тебя
наскакивают. Анна Беддингфелд не стала церемониться и прямо спросила:
– А сколько это «не очень»?
– Я… ну, я взял его на работу прямо перед поездкой. По
рекомендации одного старинного приятеля.
Она ничего не ответила и погрузилась в раздумья. Я же
повернулся к Рейсу, чувствуя, что пора и мне проявить интерес к его истории.
– А кто стал наследником сэра Лоренса, Рейс? Вы не знаете?
– Отчего же, знаю, – усмехнулся Рейс. – Наследником сэра
Лоренса стал я.
14. Анна продолжает свой рассказ
В ту ночь, когда на корабле был устроен костюмированный бал,
я решила, что пора мне доверить кому-нибудь свою тайну. До сих пор я играла в
одиночку, и мне это даже нравилось. Но теперь все переменилось. Я вдруг
перестала доверять своему нюху, и меня впервые охватило чувство одиночества и
отчаяние.
