Репортер из «Дейли Баджет» был единственным молодым
человеком, когда-либо переступавшим порог нашего дома. Я подчас остро
завидовала Эмили, нашей миниатюрной служанке, которая при каждом удобном случае
«ходила прошвырнуться» с верзилой-матросом, сделавшим ей предложение. Ну а в
перерывах, чтобы (как она выражалась) «не терять форму», гуляла с подручным
зеленщика и с младшим аптекарем. Я же с грустью думала о том, что мне
«поддерживать форму» не на ком. Папины друзья были пожилыми профессорами,
обычно почему-то длиннобородыми. Однажды, правда, профессор Петерсон нежно
обнял меня и, заявив, что у меня «ладненькая фигурка», попытался поцеловать. Но
само это заявление говорило о том, что профессор Петерсон безнадежно устарел. Я
с колыбели усвоила, что никакая уважающая себя женщина не стремится иметь
«ладненькую фигурку».
Я мечтала о приключениях, о любви и о романтике, а в жизни
меня, похоже, ждали только серые будни. Неподалеку от нашего дома имелась
библиотека, где было навалом затрепанных бульварных романов, и я упивалась
чужими рассказами о любви и об опасностях, а во сне видела суровых, молчаливых
родезийцев, сильных мужчин, которые всегда «сражают врага одним ударом». У нас
вряд ли кто-нибудь мог «сразить врага», неважно, одним ударом или несколькими.
Еще у нас крутили кино, каждую неделю шла очередная серия
«Приключений Памелы», Памела была потрясающей девушкой. Ничто ее не пугало! Она
вываливалась из самолета, плавала на подводной лодке, забиралась на крышу
небоскреба и не моргнув глазом опускалась на самое «дно» общества. Умом Памела,
правда, не блистала, и главарь преступного мира всякий раз ловил ее. Но,
поскольку ему было неинтересно просто стукнуть ее по голове – и все, он либо
приговаривал бедняжку к смерти в канализационной трубе, либо изобретал еще
какие-нибудь новые удивительные способы, и к началу следующей серии герою
обязательно удавалось освободить Памелу. Я выходила из кинотеатра, и голова у
меня шла кругом от бредовых фантазий, но, вернувшись домой, я обнаруживала
извещение газовой компании: она грозилась отключить нам газ, если мы не погасим
задолженность!
И все же, хоть мне это и было невдомек, приключения
приближались…
Вероятно, мало кто слыхал, что в Северной Родезии, в шахте
Броукен-Хилл, обнаружили череп первобытного человека. Однажды утром я застала
папу в таком волнении, что его в любую минуту мог хватить удар. Он тут же
выложил мне все новости:
– Понимаешь, Анна? Этот череп, конечно, похож на тот, что
нашли на Яве, но сходство поверхностное, чисто внешнее! Нет, здесь мы имеем
дело с предшественником неандертальцев, я всегда так считал! Ты думаешь,
«гибралтарский череп» самый древний из найденных неандертальских черепов? Но
почему? Колыбель человечества находится в Африке. Оттуда неандертальцы пришли в
Европу…
– Папа, не надо намазывать селедку повидлом! – торопливо
перебила я, поймав отцовскую руку, рассеянно блуждавшую по столу. – Так о чем
ты сейчас говорил?
– Они явились в Европу на… – Отец отправил в рот костлявый
кусок, подавился и закашлялся.
– Мы выезжаем немедленно! – провозгласил папа в конце обеда,
поднимаясь из-за стола. – Времени терять нельзя. Нам совершенно необходимо
очутиться на месте, я уверен, что мы найдем там массу интересного! Любопытно,
фауна там тоже типичная для мустьерского периода? Сдается мне, что мы обнаружим
останки примитивных бизонов, а вовсе не шерстистых носорогов. Да, скоро туда
отправится небольшая экспедиция. Но мы должны опередить их! Ты сегодня же
пошлешь письмо в компанию Кука. Хорошо, Анна?
– А как насчет денег, папа? – деликатно намекнула я.
Отец посмотрел на меня с укоризной.
– Одно расстройство мне с тобой, дитя мое! Ну, что у тебя за
взгляды? Мы обязаны быть бессребрениками. Да-да, если занимаешься наукой, надо
быть бессребреником!
– Но, по-моему, компания Кука так не считает, папа.
На отцовском лице появилась страдальческая гримаса.
– Моя милая Анна, ты заплатишь им наличными!
– У меня нет наличности, папа.
Отец вскипел от негодования.
– Дитя, я не могу вникать в эти вульгарные денежные
вопросы!.. Вчера пришло письмо из банка… управляющий пишет, что у меня есть двадцать
семь фунтов.
– Насколько я понимаю, речь идет о превышении твоего
кредита.
– Ах, но у меня есть деньги, есть! Свяжись с моими
издателями!
Я не стала спорить, хотя меня одолевали сомнения. Папины
книги приносили больше славы, чем барышей. Но вообще-то идея поехать в Родезию
мне очень даже приглянулась. «Суровые молчаливые мужчины», – в экстазе
прошептала я… и заметила, что папа выглядит довольно экзотично.
– Да ты обулся в разные ботинки, папа! – воскликнула я. –
Сними, пожалуйста, коричневый и надень черный. И не забудь кашне, сегодня
холодно.
Через несколько минут папа был уже как следует обут и укутан
и отправился на улицу.
Вернулся он поздно, и я в ужасе увидела, что ни шарфа, ни
пальто на нем нет.
– Послушай, Анна, а ведь и правда! Я снял их перед тем, как
залезть в пещеру. Там было так грязно…
Я с пониманием кивнула, вспомнив, как однажды папа вернулся,
перепачкавшись глиной в буквальном смысле слова с головы до пят.
Кстати сказать, мы и поселились-то в Литтл-Хэмпсли в
основном из-за того, что по соседству с поселком располагалась пещера, где было
сделано много находок, относящихся к ориньякской культуре. У нас в поселке даже
устроили маленький музей, и его хранитель вместе с папой целыми днями торчал
под землей, извлекая на свет божий кости шерстистых носорогов и пещерных
медведей.
…Весь тот вечер папа заходился в кашле, а наутро у него
поднялась температура. Я послала за доктором.
Бедный папочка, ему не суждено было поправиться. Он заболел
двусторонним воспалением легких и умер через четыре дня.
2
Ко мне все были очень добры. Я оценила это, несмотря на свое
оглушенное состояние. Нет, я не очень убивалась. Ведь папа никогда меня не
любил, и я это прекрасно знала. Если бы он относился ко мне с любовью, я бы
платила ему взаимностью… Но невзирая на отсутствие любви, мы были друг к другу
привязаны, я заботилась об отце и втайне восхищалась его ученостью и
беззаветной преданностью науке. И мне было больно, что папа умер как раз тогда,
когда его интерес к жизни достиг своего апогея. Я бы с легкой душой похоронила
его в пещере рядом с наскальными рисунками, изображавшими оленя и кремневые
орудия, но под давлением общественного мнения мне пришлось согласиться на
аккуратненький холмик с мраморным надгробьем на унылом кладбище при нашей
церкви. Викарий от чистого сердца пытался меня утешить, но тщетно.
