Позже
Уже окончательно решено, что я еду в Йоханнесбург завтра. На
этом настаивает Рейс. Дела в Йоханнесбурге идут, как я слышал, неважно, и надо
поспеть туда, пока все не полетело в тартарары. Хотя боюсь, забастовщики меня
пристрелят. Миссис Блер собиралась со мной, но в последний момент передумала и
решила остаться в Фолзе. Похоже, она глаз не спускает с Рейса. Вчера вечером
она явилась ко мне и, замявшись, попросила об одолжении. Не могу ли я взять с
собой ее сувениры?
– Надеюсь, не зверюг? – с неподдельной тревогой спросил я. У
меня всегда было предчувствие, что рано или поздно мне навяжут этих мерзких
тварей.
Но все же мы нашли компромисс. Я взял два небольших ящика с
хрупкими вещами. Деревянных зверей в местном магазине упаковали в большие
корзины. Мы пошлем их почтовым поездом, а Пейджет встретит.
Упаковщики заявили, что зверюги совершенно «неудобоваримой
формы» (!) и для них необходима специальная тара. Я сказал миссис Блер, что,
пока она довезет их до дому, они влетят ей в добрую сотню фунтов!
Пейджет рвется приехать ко мне в Йоханнесбург, но я попытаюсь
удержать его в Кейптауне. Сошлюсь на то, что надо получить багаж миссис Блер. Я
уже написал ему, велев хранить их как зеницу ока, потому что там редкие
антикварные вещи огромной ценности.
Итак, все улажено. Мы с мисс Петтигрю поедем в вагоне одни.
Но любой, кто хоть раз видел мисс Петтигрю, согласится, что в этом нет ничего
неприличного.
29. Йоханнесбург 6 марта
Обстановка здесь нездоровая. Цитируя известное выражение,
столько раз попадавшееся мне в книгах, можно сказать, что мы живем на вулкане.
Шайки забастовщиков… вернее, так называемых забастовщиков патрулируют улицы и
очень косо на всех посматривают. Наверно, они выслеживают жирных буржуев, чтобы
расправиться с ними, когда наступит черед массовых убийств. В такси ездить
невозможно, забастовщики выволакивают пассажиров из машин. А в гостиницах вам
любезно намекают, что, когда кончится провизия, вас вышвырнут на улицу.
Вчера вечером я повстречал Ривса, моего друга-лейбориста с
корабля «Килморден». Он жуткий трус, я таких в жизни не видывал. Впрочем, Ривс
похож на всех остальных: сперва они произносят неимоверно длинные зажигательные
речи, преследуя чисто политические цели, а потом горько раскаиваются. Сейчас он
кричит, что этого не хотел. Когда мы встретились, он уезжал в Кейптаун, где намеревался
произнести трехдневный спич на голландском языке, дабы вдоволь позаниматься
самобичеванием, а заодно и за-явить, что, говоря одно, он на самом деле имел в
виду совсем-совсем другое. Я благодарен судьбе за то, что мне не надо
присутствовать в Южноафриканской законодательной ассамблее! Палата общин –
малоприятное место, но там мы хотя бы говорим на одном языке и существуют хоть
какие-то временные ограничения! Перед отъездом из Кейптауна я заглянул в
ассамблею и слышал выступление седовласого джентльмена с висящими усами, ни
дать ни взять черепаха из «Алисы в Стране чудес». Он меланхолично ронял слова,
время от времени взбадривая себя восклицанием типа «Плэт Скит», которое звучало
fortissimo и резко контрастировало с общей тональностью выступления. В такие
моменты ползала вопило: «Вуф, вуф!» (Думаю, это по-голландски «правильно».) А
вторая половина, вздрогнув, пробуждалась от сладкой дремы. Мне дали понять, что
джентльмен говорит по крайней мере три дня подряд. У жителей Южной Африки,
видно, неистощимый запас терпения.
Я без конца изобретал для Пейджета ловушки, лишь бы удержать
его в Кейптауне, но затем мое воображение истощилось, и завтра он притащится
сюда, подобно верному псу, которой готов приползти и умереть подле хозяина. А у
меня так хорошо писались мемуары! Я как раз придумал несколько остроумных
замечаний, которыми мы якобы обменялись с лидерами забастовщиков.
Сегодня утром со мной беседовал один государственный
чиновник. Он был предупредительно вежлив, настойчив и таинственен. В начале разговора
он намекнул на мое высокое положение и предложил мне перебраться (пусть с его
помощью) в Преторию.
– Значит, вы ожидаете неприятностей? – спросил я.
Он отвечал так велеречиво, что за словами смысла было не
разобрать, но как раз из этого я заключил, что они ждут чего-то серьезного. И
заметил ему, что правительство, очевидно, выпустило из рук вожжи.
– Видите ли, сэр Юстас, можно выпустить вожжи из рук, но при
этом надо дать их негодяям, чтобы они на них повесились.
– О да, конечно!
– Забастовщики сами по себе не страшны, но за ними стоит
какая-то организация. В страну ввозится оружие и взрывчатка, нам удалось
заполучить ряд документов, из которых многое стало понятно о методах,
применяющихся преступниками. Они объясняются с помощью шифра. Слово «картошка»
обозначает «детонатор», «цветная капуста» – ружья, другие овощи – прочее
оружие.
– Очень интересно, – откликнулся я.
– Более того, сэр Юстас, у нас есть основания полагать, что
человек, стоящий во главе банды, так сказать идейный вдохновитель, в данный
момент находится в Йоханнесбурге.
Чиновник так пристально на меня посмотрел, что я испугался:
неужели он меня записал в главари? При мысли об этом меня прошиб холодный пот,
и я даже пожалел, что когда-то мечтал воочию увидеть хоть один, пусть
маленький, но настоящий бунт.
– Из Йоханнесбурга в Преторию поезда сейчас не ходят, –
продолжал чиновник. – Однако я могу договориться, чтобы вас отправили в
отдельном вагоне. А на всякий случай, если вдруг вагон в пути остановят, я дам
вам два разных пропуска. Один будет выдан союзным правительством, а в другом мы
напишем, что вы английский турист, не имеющий к правительству никакого
отношения.
– Первый пропуск для ваших людей, а второй для бунтовщиков,
да?
– Так точно.
Его предложение мне не понравилось. Я знаю, что бывает в
подобных случаях. Человек теряется и путает все на свете. Я обязательно подам
не тот пропуск, и меня благополучно пристрелит либо кровожадный бунтовщик, либо
страж законности и правопорядка. Я видел этих болванов в штатском, военные
презрительно называют таких «штафирками». Они патрулируют улицу, попыхивая
сигарами и небрежно держа под мышкой ружья. Да и вообще, что мне делать в
Претории? Любоваться местной архитектурой и прислушиваться к отголоскам выстрелов,
доносящимся из Йоханнесбурга? Бог знает, сколько мне придется проторчать там в
мышеловке. Бунтовщики вроде бы уже взорвали железную дорогу. А в Претории,
по-моему, и выпивки достать нельзя. Два дня назад там ввели военное положение.
– Мой дорогой друг, – сказал я, – по-моему, вы не совсем
понимаете: я приехал разобраться в том, что происходит в Рэнде. Какого дьявола
мне уезжать в Преторию? Я ценю вашу заботу, но, пожалуйста, не беспокойтесь. Со
мной будет все в порядке.
