Как будто сама не пила, — обиделся Лева.
Пила, — назидательно произнесла Людка, — но закусывала. А ты? Весь вечер лакал. Как бегемот.
Юра, а чего это она на меня наезжает? — пожаловался старшему брату Лева.
Юра откашлялся и прикрикнул на жену:
Ну хватит! Раскомандовалась! Иди вон человеку анальгин дай!
Тьфу, черти, — пробурчала Людка, вставая с тахты, — и поспать толком не дают.
Она, ничуть не смущаясь брата своего мужа, как была, совершенно голая, встала с постели и прошла через всю комнату к стулу, на котором висел ее халат.
Лева внимательно наблюдал за Людкой. А посмотреть действительно было на что: огромные крепкие груди с большими сосками, широкие аппетитные бедра, ягодицы, похожие на два сильно прижатых друг к другу футбольных мяча. Если бы Лева подозревал о существовании художника Рубенса, он, безусловно, вспомнил бы женщин на его картинах. Но Лева не был искушен в области искусств. Поэтому он только и подумал: «Е-мое!»
Через десять минут после таблетки анальгина голова прошла. А когда Лева выпил полтора литра воды, жить стало явно лучше и веселей.
Скоро Людка собрала на стол.
Опохмелись, — посоветовал брат, доставая из холодильника полбутылки вчерашнего «Абсолюта».
Не-а, — любая мысль о водке была глубоко противна Леве.
Вот это правильно. Молодец, Левчик, — сказала Людка, щедро нарезая сервелат, — а ты, проглот, не успокоишься никак.
Молчи, — рявкнул на нее Юра, стукая о стол толстым донышком высокой стопки, — после такой работы можно.
И только тут Лева вспомнил вчерашний день, который оказался едва ли не самым трудным и напряженным в его в общем-то довольно короткой жизни. А вспомнив, он все-таки решился:
Плесни и мне, Юр!
Вот это по-нашему, — обрадовался брательник и щедро наполнил его рюмку до краев.
Под укоризненным взглядом Людки Лева в два глотка осушил рюмку, сморщился, с трудом протолкнул водку внутрь, занюхал кусочком хлеба и закусил хрустящим огурчиком. И только потом вытер выступившие на глазах слезы.
Вспоминать о вчерашнем не хотелось. Но все равно выгнать из головы эти мысли не удавалось. Видно, вид у Левы был очень уж мрачный, такой, что даже Юра заметил. Похлопал его по плечу и сказал:
Не кисни. Первый блин всегда комом. Все кончилось нормально. Выпей вот лучше.
Но водки Леве больше не хотелось. Настроение у него, и без того поганое, испортилось еще больше.
Позавтракав, Юра пошел куда-то по своим делам, сказав, что вернется скоро. А Лева немного поболтался по квартире, а потом отправился в другую комнату, куда они вчера поставили «калаши». Один из них был румынский, с пластмассовым прикладом и дополнительной рукояткой под газоотводной трубкой. Из него вчера стрелял Лева. Второй, «десантный», короткоствольный, со складывающимся металлическим прикладом, достался Юре. И, надо сказать, он им воспользовался как надо. Не то что Лева...
Вздохнув, он положил перед собой автомат и стал по всем правилам, которым учили в армии, разбирать и чистить его. Магазин, металлический корпус, пружина, затвор, ударник. Дело было привычным, так как всего полгода назад он вернулся из Хабаровского края, где проходил действительную военную службу.
Но если с разборкой и чисткой автомата все было нормально, то с внутренними переживаниями дело
обстояло неважно. Проще говоря, мучили Леву воспоминания о вчерашней неудаче.
«Эх, — думал Лева, — надо же так облажаться. И перед братом неудобно — теперь ему за меня отдуваться. Он, конечно, не ругается, но хлопот теперь у него будет порядочно. И не у него, а у нас обоих».
Почистив и собрав автомат, Лева принялся за второй. Между тем невеселые мысли сменились более приятными.
«Вроде на сегодня никаких дел нет. Позвоню-ка я Инне. Интересно, как она отреагирует на то, что случилось вчера? Ничего. Поплачет-поплачет, да и успокоится. А я ей в этом помогу. Сейчас позвоню. Вот дочищу автомат и позвоню».
Быстро закончив работу, он пошел в большую комнату, где стоял телефон. Подняв трубку, он долго вспоминал телефон, но так и не вспомнил. Пришлось идти за телефонной книжкой.
Трубку долго не брали. Но Лева проявил терпение, и в конце концов с другого конца провода раздался женский голос:
Алло?
Инна, привет.
Привет... Кто это?
Ну ты что, не узнаешь? — обиделся Лева.
Нет...
Это же я, Лева.
A-а... Ну, привет.
Здравствуй, Инна. Что это у тебя такой голос серьезный?
Да так...
Не заболела?
Нет.
Может, случилось что?
Нет.
А может, тебя обидели? Ты только скажи! — не унимался Лева.
Все в порядке, Лева.
Ну хорошо... Слушай, а может, пойдем куда-нибудь?
Нет, Лева. Я не могу.
Почему?
У меня дела.
Какие дела?
Инна вздохнула.
Личные.
Личные?
Да
Ну, может, я тебя хотя бы на улице встречу и провожу? Очень тебя видеть хочу.
Зачем?
Ну-у. Как это — зачем? Соскучился.
Инна снова вздохнула.
Слушай, Лева, у меня теперь вряд ли будет время с тобой встретиться. Не обижайся.
А что случилось? — Лева чувствовал, как в нем нарастает раздражение.
Ничего. Просто я теперь буду занята.
Чем?
Ты знаешь, у меня действительно несчастье. Один мой знакомый попал в аварию.
Что?
Да, в аварию. И теперь лежит в больнице. Лева почесал в затылке. Неужели... Да нет, не может быть.
Кто это? —решил проверить он.
Ну-у, ты его знаешь. Это Павел Бородин.
Сомнений не осталось...
Этот твой хоккеист знаменитый?
Да. Только не надо с такой иронией.
Никакой иронии. Он сильно пострадал?
Нет. Не очень. Врачи сказали, через неделю встанет на ноги.
Ну вот видишь, — выдавил из себя Лева. — Ничего страшного. Давай по этому случаю куда- нибудь сходим. В «Метелицу», например. Ты была в «Метелице»?
Нет, Лева. Я никуда не пойду.
Не пойдешь?
Не пойду.
Лева разозлился не на шутку.
Значит все, да? Приехал из Америки благоверный, и Лева побоку? Да?
