Ответственность родителей
Динамический закон трансакционного и сценарного анализа —
«Думай о сфинктере!». При этом практический принцип для психотерапевта —
наблюдать движение каждого мускула каждого пациента в любой момент занятий в
группе. Экзистенциальный девиз: «Трансакционные аналитики — здоровые,
счастливые и храбрые люди. Они бывают повсюду и встречаются с интереснейшими в
мире людьми как у себя дома, так и на приеме пациентов».
Под храбростью мы понимаем попытку осмыслить целиком
проблему человеческой судьбы и оказать человеку помощь в трудных ситуациях.
Сценарный анализ в таком случае помогает понять проблемы той или иной
человеческой судьбы. Он говорит, что судьбы людей чаще всего предопределены, и
иногда свобода в этом отношении не более чем иллюзия. Например, для человека,
решившего покончить с собой, это решение, принимаемое в одиноком и мучительном
раздумье, выглядит сугубо автономным. Может быть, единственно правильный —
дарвиновский способ объяснить этот факт: считать судьбу человека продуктом
родительского программирования, а не автономного индивидуального выбора.
В чем же состоит ответственность родителей? Сценарное
программирование, во всяком случае, не более промах, чем наследственный порок
вроде диабета или плоскостопия, так же как наследственный талант к музыке или
математике. Может быть, родители — просто-напросто передаточное звено для
доминант и рецессивов, полученных ими от родителей и прародителей? Сценарные
директивы постоянно перетасовываются, точь-в-точь как гены, благодаря тому
факту, что дитя имеет двух родителей.
В то же время сценарный аппарат гораздо более чуток и
подвижен, чем аппарат генетический, и постоянно изменяется под воздействием
внешних факторов, таких, как жизненный опыт и предписания, получаемые от других
людей. Очень трудно предсказать, когда и как кто-то из посторонних скажет или сделает
что-то, что изменит весь сценарий человека. Возможно, это будет реплика,
случайно услышанная в коридоре или в праздничной толпе, или результат
формального взаимодействия в браке, в школе, в кабинете психотерапевта. Ведь
известно, что каждый из супругов постепенно приспосабливает свои представления
о жизни и людях к представлениям другого. Эти изменения отражаются в тонусе
лицевых мускулов супругов, в их жестикуляции, так что в конце концов они могут
стать похожими друг на друга.
Родитель, стремящийся изменить свой сценарий, чтобы не
внушить детям то же самое, что было когда-то внушено ему самому, должен
осмыслить Родительское состояние своего Я с Родительскими «голосами», звучащими
в его сознании. Дети умеют «разряжать» эти «голоса» в своеобразных взрывных
поступках. Поскольку родитель старше и, как предполагается, в каком-то
отношении мудрее ребенка, то его долг и обязанность заключаются в контроле
своего Отцовского поведения. Только поставив своего Родителя под надзор своего
Взрослого, он может справиться со своей задачей. В конце концов он такой же
продукт Родительского воспитания, как и его дети.
Трудность заключается в том, что дети — это чаще всего копии
своих родителей, их бессмертие. Родители всегда довольны (хотя могут не
показывать вида), когда дети им подражают, пусть даже в самом дурном отношении.
Именно это удовольствие и нужно поставить под Взрослый контроль, если мать и
отец хотят, чтобы их ребенок чувствовал себя в этом громадном и сложном мире
более уверенным и более счастливым человеком, чем они сами.
Часть четвертая. Научный подход к сценарной теории
ВОЗРАЖЕНИЯ ПРОТИВ ТЕОРИИ СЦЕНАРИЕВ
Против теории сценариев выдвигается много возражений, причем
каждое со своих особенных позиций. Чем лучше мы ответим на все сомнения, тем
обоснованнее будет наше заключение о надежности сценарной теории.
Спиритуалистские возражения
Многие интуитивно чувствуют, что теория сценариев не может
считаться правильной, ибо большинство выводов противоречат идее человека, как
создания, обладающего свободой воли. Сама мысль о сценарии их отталкивает, ибо
человек как бы сводится ею на уровень механизма, лишенного собственного
жизненного порыва. Эти же люди и по тем же мотивам с трудом переносят
психоаналитическую теорию, которая (безусловно, в крайней ее форме) может
сводить человека к некой замкнутой системе регулирования энергии с несколькими
четко определенными каналами входа и выхода и не оставляет места для
божественного. В некотором смысле эти люди — потомки тех, кто так же судил о дарвинской
теории естественного отбора, которая (согласно их представлениям) сводила
жизненные процессы к механике и не оставляла простора для творчества
матери-природы. Они же в свою очередь стали потомками церковников, осудивших
Галилея за его, как им казалось, беспримерную наглость. И все же подобные
возражения, исток которых филантропическая забота о достоинстве человека,
должны быть приняты во внимание. Ответ на них будет заключаться в следующем.
1. Структурный анализ отнюдь не претендует на то, чтобы ответить
на все вопросы человеческой жизни. С его помощью можно формулировать суждения о
некоторых аспектах наблюдаемого социального поведения, внутреннего переживания
и пытаться свои суждения обосновывать. Структурный анализ не имеет дела, по
крайней мере формально, с вопросами сущности человеческого бытия, он
сознательно отказывается от формулирования концепции свободного Я, как не
подлежащей изучению собственными средствами, и тем самым оставляет огромную
область философам и поэтам.
2. Сценарная теория вовсе не считает, что все человеческое
поведение управляется сценарием. Она оставляет место для автономии. Она лишь
утверждает, что относительно мало людей достигают полной автономии, причем
только в особенных обстоятельствах. Первое требование на пути предложенного
метода — отделить кажущееся от подлинного. В этом и состоит его задача.
Конечно, в сценарной теории цепи прямо называются цепями, но это воспринимают
как оскорбление лишь те, кто любят свои цепи, или притворяются, что их не
замечают.
Философские возражения
Сценарный анализ считает императивы родительскими
указаниями, а целью многих существовании — исполнение этих указаний. Если
философ говорит: «Я мыслю, следовательно, я существую», то сценарный аналитик
вопрошает: «Да, но откуда ты узнаёшь, что мыслить?» Философ отвечает: «Да, но я
говорю вовсе не об этом». Поскольку оба начинают с «да, но...», бывает трудно
ждать пользы от подобного разговора. На самом деле это не так, что мы и
попытаемся доказать.
