Я встал с подветренной стороны и прихваченным с собой шестом перевернул его, постаравшись обойтись без лишних тычков. М-да… Это была женщина. Я определил это сразу – несмотря на вздутое от побоев синюшное лицо в подсохших кровавых разводах, мне приходилось уже видеть нечто подобное. Так, признаков заразы на первый взгляд не заметно, всяких бубонов, язв или гнойников не видно. Дышит ровно, не кашляет. Хорошо. Почти без разбега перепрыгнув овраг, что далось довольно легко, я зашел с другой стороны. Сразу же донесся запах легкой степени бомжеватости с примесью «ароматов» крови и кислятины – зато без малейших признаков болезненной гнили. Большего с дистанции не определить, но вроде можно спускаться.
Да-а, веревок понавязали… и не жалко же. Причем вязали без жалости, кисти рук и ступни были перетянуты так, что через полчаса-час начали бы отмирать от недостатка кровоснабжения. Перевязал их по-новому, чтобы путы только фиксировали конечности, от большей части остального вервия женщину избавил и сложил их в сумку. Быстро обыскал ее на предмет колюще-режущих, естественно, ничего не нашел, хлопнул себя по лбу и вновь осмотрел – уже с учетом нахождения в мире магии. Ага, перстень и жетон. Потихоньку начинает получаться, что ли?
Перстень сниматься не хочет, словно прикипел к коже, и вообще, он чуть меньше сустава фаланги, так что ничего не выходит. А вот жетон снимается на удивление легко, без всяких выкрутасов. Опа, а значок-то местный! В смысле замковый – та же форма, тот же выдавленный герб – круг, в нем – двузубая корона, под которой скрещенные пламенеющий меч и колос, слева и справа от короны вписаны в круг по три буквы. В смысле на местном название замка пишется шестью буквами. Правда, цветовая символика странная – белый с черной каемкой и продольной зеленой полосой. Вокруг знакомо темнеет и взвихривается воздух, я судорожно пытаюсь надеть цепочку обратно на шею женщине, уже понимая, что не успеваю, как вдруг все проходит. Уф, значит, заклятие не трогает ее по какой-то другой причине. Ладно, пора трогаться, со всем остальным можно разобраться и в замке.
Примерился, взвалил женщину на плечо – опять же неожиданно легко. Я снова меняюсь… но пока это к лучшему. Вряд ли раньше я смог бы утащить полсотни килограммов на пяток кэмэ, да все в гору – впрочем, нет, смог бы, чего уж там, только не так, как сейчас, когда все мышцы буквально поют, радуясь приятной необременительной нагрузке. Двигал поршнями я довольно быстро, до замка оставалось всего около километра, когда в голове вдруг появилась быстро нарастающая тяжесть. Через пару шагов я упал на колено.
Ё-мое… Ради тренировки я старался все время совмещать обычное восприятие и канал магического, то есть не «зажмуриваться», а двигаться и работать, одновременно ощущая окружающее при помощи дополнительного органа чувств. На первых порах это перегружало мозги настолько, что я шатался и ходил по стеночке, как пьяный, потом стало чуть полегче. Взаимосвязи и ориентации по-прежнему не было никакой, объекты и действительность не соотносились никак – до этого момента.
Довольно быстро я понял, что тяжесть в голове чисто субъективна, так мозг пытался преобразовать во что-то знакомое все нараставший поток информации через канал магвосприятия. Опять накатила синестезия, настолько ужасная и всеобъемлющая, что мир вокруг полностью изменился. Цвет и звук слились воедино и вдвоем, как в кривом зеркале, отразились в объемной кинестетике, возникли одновременно гипер– и паросмия, то есть утонченно-извращенные обонятельные ощущения, густо замешанные на внешних вкусовых… При пересказе все выглядело бы как бред сумасшедшего или как попытка описать невербализуемые в рамках доступных языков понятия.
Сладко-желтое равновесие тела, шелестящие запахи воздуха, громко-соленое пространство и напряженная шероховатость камня… А главное – во всем этом был какой-то смысл! Пускай он пока ускользал и выворачивался, словно гибкая рыбина, но я хотя бы теперь точно знал, что он есть! Камень был шероховат по-зеленому, поскольку ему соответствовал несложный магический объект «М-3.6.25.117», он-то и придавал кислую напряженность окружающему…
Тля! Нет, ну точно бред. Похоже, я могу поздравить себя с возросшими возможностями, скорее всего, активировалась какая-то часть мозга, то ли ранее бездействовавшая, то ли вновь образованная. Но так дело не пойдет. Если местные маги видят мир именно таким способом, то им можно посочувствовать. Мало того что сильная синестезия нисколько не доставляла удовольствия, так она еще и «плавала» – у меня, например, с каждой минутой усиливалась вкусовая составляющая. Это не очень хорошо, когда смотришь на опавшую листву и четко ощущаешь гниловатость, словно облизал ее на расстоянии. А если на дерьмо посмотреть? То-то и оно. Так, быстрее «зажмуриться», а то с ума сойду, натурально.
Э-э, стоп! Я ведь никогда раньше не лизал влажную опавшую листву, соответственно и вкуса ее не мог знать. А ну-ка… Именно такой вкус! Тогда притормози, брат. Выходит, вся эта катавасия является не совсем синестезией и даже совсем не синестезией. Скорее это напоминает гиперспектральный сканер моей брони, который может определить материал и свойства всего, на что направлен! Пораженный неожиданной догадкой, я посмотрел на замок.
…Невероятное, прекрасное и грозное зрелище! Чем-то эта картина напоминала видеозапись поверхности Солнца, снятую «Меркурием-16». Такое же неторопливое могучее кипение, медленное сплетение извивающихся струй и мгновенные гигантские выплески непредставимых масштабов… Не знаю, сколько я смотрел на это, отвлечь меня смог лишь слабый стон из-под ног.
Женщина! Я совсем забыл про нее. Срочно «зажмурившись», отчего органы чувств пришли в норму примерно за минуту, я быстро подхватился и направился к замку. При выходе ворот я не открывал, поэтому на стену пришлось запрыгнуть – и лежать минут десять рядом со своей ношей. Кое-как оклемавшись, снес добычу в лабораторию мэтра. Там была своя вода, а также набор нехитрых снадобий и материалов, которыми Лирий пользовал болящих. Сгрузил легкое тело на теплый мраморный стол… подозрительно пригодный как для пальпации и перевязок, так и для вивисекции с патологоанатомическими изысканиями. По крайней мере, на нем имелась круговая канавка со стоком и специальные прорези для ремней. Похоже, покойный мэтр не чурался ничего. Надежно зафиксировав женщину, я срезал с нее одежду и занялся обработкой ран. А раны были. Судя по всему, ее неоднократно зверски изнасиловали… по-всякому и сильно избивали, в основном по лицу. На теле и конечностях имелось лишь с пару десятков отдельных синяков. В целом поверхностный осмотр не выявил ничего угрожающего жизни, вот только… не нравилась мне ее бледность и влажная, холодная кожа. Пульс был учащенным, слабым, язык западал постоянно… Явно у нее внутрянка. С этим поделать я ничего не мог.
Отвязав ее, осторожно перенес в дом, уложил на кровать, укрыл. Обтер, как мог, грязь с лица, смочил губы. Женщина оказалась девушкой лет двадцати, причем очень красивой, красота ее была видна даже на одутловатом, опухшем лице. И она умирала. А мне – мне оставалось лишь смотреть и, по возможности, облегчить ее последние минуты. За пару часов ей стало гораздо хуже, начало прерываться дыхание, живот надулся, она то начинала метаться, судорожно подергивая длинными ногами, то замирала в такой неподвижности, что жизнь в ней выявляло только запотевшее зеркальце. Я сжимал кулаки, бессильно матерился и снова и снова обтирал ей высокий влажный лоб… Потом… Так больше нельзя! Я достал трофейный кинжал Ланки и задумчиво посмотрелся в лезвие. Чуть искаженное отражение угрюмо кивнуло – пора. Уже приставив острие чуть ниже холмика высокой груди, я вдруг вспомнил – кресло! А если?..
