Тем временем, пока я проводил внутри себя разъяснительную работу, Пендальф удовлетворился осмотром и направился к выходу, повелительно бросив через плечо пару лающих слов, что-то вроде «Курц ха!». Ничего, естественно, не поняв, я уже собрался снова отправиться на боковую, но старикан возле порога обернулся, грозно сдвинул брови, а в ладони его уже знакомо затрещала и запрыгала небольшая шипящая молния. Нет, так я не играю – в свое время я уже попробовал полицейского шокера. Пришлось изобразить живейшее внимание. Пендальф все же сообразил, что я «нихт ферштейн», и сделал приглашающий жест рукой. Делать нечего, я завернулся в одеяло и пошлепал за ним, благо камень пола тоже был теплым. Может, хоть покормят.
Как же, покормили. Пока я угрюмо шел за стариком, позади топали два крепких мужика в кожаных шапках и кольчугах, вооруженные длинными ножами и небольшими топориками на поясах, а также короткими толстыми дубинками. Этими дубинками они то и дело сочно шмякали себя по ладоням, отчего я непроизвольно ежился. Мог бы и не ежиться, конечно, но лучше пусть думают… вернее, не думают… неважно, короче. После десятиминутной прогулки по совершенно одинаковым сводчатым коридорам, поднявшись и спустившись по доброму десятку лестниц, мы оказались в коротком тупичке перед очередной очень солидной дверью. За время пути кое-что я все-таки сумел для себя уяснить. Одежда местных обитателей была явно не фабричная, самошитая, шапки вон вообще чуть ли не дратвой прострочены, на топорах отчетливо были видны следы ковки, однако и то и то было примерно одинаковым, на одежде имелось что-то вроде эмблемы или знака отличия – кружок с каким-то узором внутри. Кольчуги из металла серого цвета, очень плотные, как бы даже не восемь в один, хорошо смазанные, длиной до локтя и середины бедра соответственно. Кольца кольчуг же – сварные! Оба мужика были чернявыми, ширококостными, умеренно бородатыми и кудлатыми. Похоже, что братья. И они пахли. Нет, они ПАХЛИ. Всю дорогу нас сопровождало непередаваемое амбре из смеси запахов застарелого пота, железа, кожи и прогорклого жира. Маг не пах ничем, а вот моя кислятина добавляла свою малозаметную лепту.
Дверь открылась по жесту Пендальфа, и мы очутились в его, гм, лаборатории. Большая комната, заставленная массой непонятных штуковин. Я бы назвал это оборудованием, если бы оно не выглядело столь странно. Вот чем может быть нагромождение веток вроде гнезда, в котором стоит тазик с прозрачной жидкостью и при этом по дну шустро ползает муравей размером с ладонь? Или каменный на вид куб, проткнутый насквозь острой деревянной палочкой? Или чья-то клыкастая голова, прибитая здоровенным костылем через темечко к толстой овальной доске? И рядом с каждой штуковиной на специальном пюпитре лежат потрепанные фолианты, совершенно одинаковые – явно лабораторные журналы.
В дальнем углу, на свободном пятачке, стояло сооружение, подозрительно похожее на зубоврачебное кресло в средневековом исполнении. И конечно же Пендальф указал именно на него – садись, мол. Я еще чуть помедлил, оглядываясь по сторонам на предмет наличия инструментов принудительного криптоанализа, ничего такого не обнаружил и под очередное сочное «плюх» (уже слегка угрожающее, кстати) залез в это кресло. Против ожидания, никто мне ноги-руки сковывать не спешил, мужики с дубинками отошли и присели на лавке около стены, видимо, подобные зрелища им были не в диковинку и занимали довольно долгое время. Ну а Пендальф раскрыл на столике рядом с собой плоский деревянный ящичек и начал производить какие-то манипуляции. Ни дать ни взять – стоматолог, готовящийся к приему пациента.
Спустя несколько минут он смешал в стеклянной баночке по нескольку капель того и сего, образовавшуюся вязкую жидкость поддел жесткой кисточкой, другой рукой открыл мне рот и ловко нанес субстанцию на все зубы. По вкусу это было похоже на смолу, с легким ягодным ароматом. Ничего так. Пендальф же придвинул стул поближе, молитвенно сложил ладони перед грудью и немигающим взглядом уставился на мой подбородок. Я ничего не почувствовал. Хотел было пошевелиться, но понял, что не могу. Вокруг головы образовалось что-то вроде невидимой пленки, очень тугой и прочной. Пока я не двигался, она вообще не ощущалась, однако любое движение сковывала, как намотанный скотч. Руками и ногами можно было шевелить спокойно, однако что толку, если голова в капкане? Заметив мои трепыхания, один из воинов отрицательно покачал головой, показал ладонь, а затем – дубинку. В самом деле, чего это я? Может, у них тут визит к стоматологу так обставлен.
В общем, тем все и закончилось. Пендальф медитировал еще минут пять, потом встал и ушел, ни на кого не оглядываясь. Лоб у него был потный, и мне показалось, что ступает он несколько неуверенно. А еще показалось, что зубы у меня начало чуть-чуть жечь. То ли на самом деле, то ли воображение разыгралось – под таким взглядом оно у кого хочешь разыграется. Пленка с уходом мага исчезла, но подняться с лежбища не дал тот же воин – он поставил рядом маленькие песочные часы и что-то прогудел. Песок пересыпался минут за десять, и после этого мы вернулись обратно в кам… комнату.
Там кто-то подмел и поставил посередине деревянный стол, а рядом лавку поменьше. На лавке обнаружились штаны и рубаха из грубой некрашеной ткани. На столе стоял деревянный поднос с толстыми ломтями хлеба, куском чего-то вроде пареной репы и кувшин. Вот тут-то оно и накатило. Я внезапно почувствовал, что хочу – очень хочу! – пить, есть и сс… в туалет. Немудрено, пугание ихтиандра обезводило организм, ел я вообще не помню когда, а таз, как назло, кто-то убрал. Ладно, будем решать проблемы в порядке важности. Одевшись, я, повернувшись к воинам, приложил руки к развилке между ног и сказал: «Пс-с-с». Меня поняли. О-о, благословенная мужская солидарность! Толчок оказался в конце длинного коридора – просто маленькая квадратная комната с овальной дырой в центре пола. Там же стоял истертый веник, плетеный короб с камнями и пара кувшинов с водой, большой и маленький. Кувшины, кстати, были довольно примечательные, невысокие и широкие, на манер чайника, с коротким носиком и крышкой. На крышке чем-то белым, похоже известкой, был выведен знак «приблизительно равно». Я хмыкнул. Сделав свои дела, вернулся в коридор, где поджидал воин. Сразу в комнату мы не пошли, вместо этого он загадочно поманил за собой и провел к противоположному концу коридора, примыкающему к более широкому проходу. Указал пальцем на что-то на стене. Я присмотрелся и увидел точно такую же металлическую рамку, что была в окне. Пол, стены, потолок – все точно. Воин ткнул в нее, сделал вид, что переступает через плоскость – и провел большим пальцем себе по горлу. Вполне красноречиво. Я кивнул, и мы вернулись в комнату. Воин небрежно окинул ее взглядом и ушел, опять же не попрощавшись.
Оставшись в одиночестве, я задумался. Похоже, мой статус изменился. Теперь мне можно выходить в коридор, в комнату добавили мебели, еды принесли… Ладно, будем жить. Я уселся за стол и начал метать куски. Стеречься отравы смысла не было ни малейшего. Хлеб оказался очень вкусным, никакого сравнения с магазинными кирпичами, репа – она репа и есть, вернее, неизвестный мне отварной корнеплод. Ну а в кувшине была просто вода. Что интересно, всякие истеричные мысли о микробах меня больше не беспокоили – видимо, многократная перезагрузка сделала свое дело. К концу трапезы я почувствовал нарастающее жжение в челюстях. Там пекло. Там зудело и свербело, словно орда маленьких гномов с отбойными молотками и кирками Дурина подбиралась к корням зубов и пыталась выкорчевать их пятилеткой в три года.
