Заночевал в удобном для привала месте, судя по намертво въевшейся в камень копоти, использовавшемся в этом качестве как бы уже не первую сотню лет. Спал вполглаза, однако ночью ничего не произошло. Лишь когда взошла первая луна, кто-то тоскливо провыл в горах и умолк. По ночам уже стояли изрядные холода, не сегодня завтра должны были окончательно закрыться перевалы. Думаю, я буду последним путником с той стороны в этом году.
Верю!
На второй день появилось ощущение взгляда в спину. Кто-то шел следом. Выбрав подходящее по конфигурации место, я быстро обернулся. Так и есть. Метрах в пятистах позади стоял человек. Стоял в принципе грамотно, его фигура в типичной охотничьей одежде была почти незаметна на фоне группы деревьев, сливалась с ней – но охотник все-таки не воин, обученный выслеживать гораздо более опасную дичь, и потому я смог вычленить преследователя из природного фона без особых проблем, благо с самого начала рассчитал несколько мест, где ему будет удобнее находиться. Погрозив охотнику пальцем, повернулся и зашагал дальше. Ловить его в собственных угодьях было бы глупо и контрпродуктивно, дав же понять, что секретом его присутствие не является, продемонстрировал собственную зубастость и сделал дальнейшую слежку бесполезной. И в самом деле, проводив меня до очередного большого спуска, он повернул обратно. Чужое присутствие ослабло и вскоре полностью сошло на нет.
Миновав перекресток, на котором дорога разбегалась на три, стал спускаться по левой, которая выглядела более нахоженной и обещала в скором времени привести в первое селение на моем пути, Большие Грыщи. Против собственного названия, село состояло всего из десятка домов, ну а название происходило от местного съедобного растения, пятнистого грыща, которое под жарким горным солнцем и на жирной черной земле, кусочек которой неведомым образом примостился на ровной площадке между двумя огромнейшими скалами, и впрямь вырастало весьма большим и вкусным.
К полудню впереди уже показались крыши домов, но ночевать в Грыщах я не собирался – если поторопиться, то вполне успевал добраться до следующего селения. Однако просто так пройти селение не удалось. Сначала знакомо засвербело в пояснице, куда в свое время угодила пара осколков, затем послышался гул многих голосов, а потом поворот вывел к центру на небольшую площадь – и там у здоровенного стола, с претензией на брутальную искусность сколоченного из половинок расклиненных бревен, сидело и стояло с пяток не менее здоровенных мужиков. Между ними мешались четверо мужиков помельче, поуже в плечах и как бы помозговитее. Не имей я информации от Дарзин, и то бы не ошибся в занятии этих людей. Как есть лесорубы и столяры, вернее, краснодеревщики. По сути, вся мужская часть селения была потомственными мастеровыми, которые оттачивали и передавали от отца к сыну секреты своего ремесла. Большая часть мебели замка была изготовлена руками этих людей, и я не раз любовался хитрыми завитками и плавными изгибами, пожалуй, лучшего из строительных материалов, дарованных человеку природой.
Перед каждым мужиком стояла большая глиняная кружка, муравленная свинцом, а рядом со столом возвышался пузатый бочонок ведер этак на пять. Витавший по всей площади запах не оставлял сомнений в его содержимом. Понятно. Празднуют. А при отсутствии или скудости прочих утех пособачиться и дать в морду пришлому определенно считается тут самым шиком.
Глаза лесозаготовителей и деревообработчиков медленно сфокусировались на одиноком пришельце, потом примерно с такой же скоростью из пива и стружек в них самозародилась Мысль.
– Эй ты, тюрбан! Подь сюды! – раздался могучий рык из луженой глотки самого здоровенного мужика.
Ну вот, что и требовалось доказать. Пускай на мне сейчас не было никакого тюрбана, напротив, на голове сидела самая обычная шляпа – островерхая, с широкими полями, призванная защитить путешественника и от жары, и от дождя, для местных я оставался тюрбаном. Это хорошо. Значит, Дарзин сработала на славу. Всякие продуманные мелкие детали одежды и экипировки исподволь говорили глазам наблюдателей, что этот человек – из Сиваза, а спроси, почему они так решили, – ответить не смогут. Только пожмут плечами: мол, сразу ж видно.
Что плохо – меня сейчас почти наверняка попытаются помять. Скорее всего, любой парень-засланец из тех, кого я то и дело вытаскивал из очередной задницы, уже через полчаса стал бы лучшим другом всего селения, гулеванил бы с ними всю ночь напролет, а назавтра его со слезами на глазах провожали бы все его жители, на прощание одарив кучей провизии и проводником… Но увы, подобный высший пилотаж «сапогам» вроде меня недоступен. Вернее, такова была специфика тренировок, под что затачивали – одно давали в гигантских объемах, другое в ничтожных. В итоге я так и не нашел достаточно времени, чтобы освоить искусство избегания конфликтов. А ведь крайне полезная вещь, если вдуматься! Потом как-нибудь нужно обязательно этим заняться.
Ладно, будем посмотреть. Я уже прокачал всех присутствовавших мужеска полу – ни одного воина среди них не опознал. Это означало, что при худшем развитии ситуации я в принципе смогу положить всех – что, кстати, отнюдь не являлось стимулом к драке. Зачастую исход схватки решается простой случайностью… Поскользнусь на пролитом пиве, кто-нибудь случайно сумеет заехать стулом по затылку – и ободранную до исподнего тушку в скором времени примет дно какого-нибудь ущелья. Драться я очень не люблю. Другое дело, что иногда приходится.
– Здорово, мужики! – отвечаю миролюбиво, приближаясь к их столу.
Здоровила со свернутым носом молча сует мне литровую глазурованную кружку. В кружке булькает и пенится.
– У нас нынче праздник, тюрбан, – считает нужным пояснить второй. – Страда кончилась, грыщ весь убрали. И вообще, сегодня День Света Пречистого. Вишь, как сияет? – и тычет толстым пальцем в небо. Облаков там и впрямь нет, солнышко разошлось вовсю, отчего мужики сидят в одних чистых свежих штанах и праздничных расшитых рубахах.
Света Пречистого, значит… Причем – «и вообще», что означает внешнее, а не исконное происхождение Дня. Похоже – это раз.
– А! – пробую пиво, одобрительно крякаю и длинным залпом заливаю его вовнутрь. – За это, значится.
Кружка тут же наполняется вновь. Пиво неплохое, не слишком крепкое, вкусное, не та дрянь, разъедающая алюминиевые банки, что я пробовал в последнем мире. А уж какие там были сосиски… сплошь опилки и соя, мяса днем с огнем не сыщешь. В ответку достаю из-за пазухи фляжку, делаю символический глоток и передаю здоровиле. Тот глыкает, кадык его уходит вниз… и там застывает. Спустя секунд пять мужик кое-как переводит дух и отдает фляжку дальше.
– Ядрен мутон! На чем настаивал?
– На дрике и хаване, бабка моя делает. Вся деревня к ней бегает. А пиво у вас хорошее, давно такого не пробовал.
Кто-то не выдерживает крепости замкового самогона, для маскировки действительно приправленного пряными травками, и давится, а затем прыскает на товарищей и начинает кашлять. Опрысканный ржет, как конь, следом закатываются все остальные, показывая пальцами то на первого, то на второго.
