– Я приду за тобой… Я приду за тобой!
Темченко продолжил пятиться, с ужасом глядя на видение. Нога его вдруг подвернулась, он потерял равновесие и рухнул на пол, успев услышать хруст собственных ломающихся костей, после чего потерял сознание.
Глава 4
Фотография
1
– Эй! Андрей Павлович, вы меня слышите?
Прежде чем открыть глаза, он услышал писк аппарата искусственного дыхания, и от этого звука к горлу его подкатила тошнота.
– Андрей Павлович!
Голос принадлежал доктору Чурсину.
Темченко открыл глаза и увидел перед собой приветливое лицо врача.
– Я спал? – хрипло спросил Андрей.
– Да. Целых одиннадцать часов.
Темченко бросил взгляд на свое тело, которое почему-то снова казалось ему чужим, и понял, что ноги его загипсованы. Он сглотнул слюну и спросил дрожащим от подступающей паники голосом:
– Что со мной?
– Вы упали и сломали пару костей.
– Каких?
– Малоберцовую, на левой ноге. И еще – шейку правого бедра. Я предупреждал, что вам нельзя подниматься с постели. Кости еще слишком хрупки.
– Я очень плохо себя чувствую.
– Да. Понимаю.
Доктор Чурсин с тревогой взглянул на монитор. И по его лицу, по его взгляду Андрей понял, что дела обстоят хуже, чем он мог предположить. Он облизнул губы и тихо спросил:
– Что теперь будет, док?
– Мы будем вас лечить.
– А потом?
Евгений Борисович снял очки и достал из кармана салфетку.
– Одно из двух: либо мы вас вылечим, либо…
– Либо я умру?
– Мы вас вылечим, – уверенно и поспешно (слишком поспешно) сказал Чурсин. Он водрузил очки на нос и произнес ободряющим голосом: – Пока ваше состояние стабильно. Будем надеяться, что вам не станет хуже. Ну-с, а теперь я вас ненадолго покину. Мне нужно навестить других больных.
Покинув палату и закрыв за собой дверь, доктор несколько секунд молча стоял, угрюмо о чем-то размышляя, потом вздохнул и тихо пробормотал:
– Жаль. Все-таки у меня была надежда.
Он снова вздохнул, повернулся и зашагал по коридору.
Андрей не сразу сообразил, что остался в палате не один. На стуле, у него в ногах, сидела Лиза Пояркова.
– А, Лиза, – с горечью произнес он. – Видите, как все получилось. Хотел через неделю пригласить вас на танец, а теперь… – Андрей замолчал, на скулах его вздулись узлы желваков.
Лиза улыбнулась:
– Все будет хорошо, Андрей. Мы еще потанцуем. Не через неделю, так через месяц. Вы, главное, не торопитесь. И ни о чем не беспокойтесь. Все будет так, как должно быть. Не огорчайтесь. Договорились?
– Я попробую, – сказал он.
Она заботливо укрыла его покрывалом. Андрей посмотрел на тонкие руки, на ее чистое лицо, с которого, казалось, никогда не сходило выражение легкого смущения. Потом собрался с духом и проговорил:
– Лиза… Пока я спал, ко мне никто не приходил?
Она посмотрела на него удивленно.
– Нет. А вы кого-то ждете?
– Одна женщина… – Темченко запнулся. Выдавил улыбку. – Да нет, ерунда. Ничего.
Он повернул голову и посмотрел на белый квадрат окна. Внезапно Андрей испытал отголосок того ужаса, который посетил его ночью.
– Лиза, вы можете зашторить окно? – попросил Темченко.
– Да.
Она поднялась со стула, подошла к окну. Андрей закрыл глаза, на него накатила смертельная усталость.
Вот и все, тягостно думал он. Никаких перспектив не осталось. Кости слишком хрупки, чтобы срастись, это очевидно. Я переживал, что мне сорок и впереди осталось мало времени. Но, похоже, теперь у меня его нет вообще.
Из-под его сомкнутых век просочились слезы.
Андрей впал в оцепенение и пребывал в нем, пока Лиза его не окликнула и не сообщила:
– Андрей, к вам пришел тот журналист! Глеб Корсак!
– Да, – тихо отозвался он, не открывая глаз. – Пусть войдет.
* * *
Разговор у них не заладился. Собственно, говорить им было не о чем. Корсак собирался рассказать бывшему школьному приятелю о своей лесной находке, но доктор Чурсин предостерег его от этого, опасаясь, что столь жуткая новость подействует на пациента отнюдь не благотворно.
Обменявшись несколькими ничего не значащими фразами, они долго молчали. Корсак заерзал на стуле и уже хотел сказать, что уходит, но тут Андрей заговорил о том, что его волновало больше всего.
– Слушай, Глеб, я тут кое-что вспомнил. Я не совсем уверен, но… Ну, в общем, в тот день мы, кажется, поехали в лес с ребятами, чтобы отпраздновать мальчишник. Ты ведь знаешь, что такое мальчишник? – уточнил Андрей, глядя на Корсака.
– Догадываюсь, – ответил Глеб.
– Мы поехали на мальчишник к… – Темченко сбился и наморщил лоб. – Как же его… Игорь, Игорь… Пряшников? Да, кажется, Пряшников. Он учится… То есть учился в МГИМО на дипломата.
Глеб достал из кармана блокнот и ручку и записал то, что услышал.
– Кто еще с вами был? – спросил он затем. – Андрей, мне нужны все подробности.
– Я помню только Игоря. И еще – Виталика. Виталика Борзина. Помнишь, в школе он сидел перед нами? Он и пригласил меня на мальчишник. От имени Игоря Пряшникова, разумеется. Кажется, после школы Виталик поступил в МГУ. Собирался стать политологом.
– Значит, в лесу вас было трое? – Глеб принялся загибать пальцы. – Ты, Игорь Пряшников, Виталик Борзин. Так?
– Вроде да, – не совсем уверенно ответил Андрей. – Точно я тебе сказать не могу. В голове какие-то обрывки, лица, фразы… Как будто сон забытый вспоминаю. – Он едва заметно усмехнулся. – Вспоминаю, и никак не могу вспомнить.
– Значит, ты не помнишь, что было в лесу?
Темченко снова покачал головой:
– Нет. Помню только, как ехал… В машине играла музыка… Какая-то дурацкая, но модная в то время. «Я мажу губы гуталином… Будем опиум курить»… Как-то так. На этом все обрывается.
Андрей облизнул запекшиеся губы сухим языком и тяжело вздохнул:
– Ох, брат, если бы ты знал, как это жутко.
– Я знаю.
– Откуда?
– У меня хорошее воображение.
Темченко улыбнулся, но увидел, что Глеб абсолютно серьезен, и согнал улыбку с лица. Он хотел что-то сказать, но не смог, однако собрался с духом и спросил – негромко, виновато:
– Ты вспоминаешь нашу химичку?
