Вскоре четыре здоровенных мохнатых паука сидели в пластиковом контейнере, который Лаврененков достал из своего чемоданчика.
– Твою мать… – простонал Волохов и вытер рукою вспотевший лоб. – Всякое видел, но такое…
Тем временем Лаврененков, действуя умело и быстро, подхватил щипцами раздавленного паука, уложил его на стеклянный поддончик и аккуратно расправил пинцетом.
– Это какая-то разновидность тарантула, – сказал он. – Скорей всего, мизгирь.
– Кто? – не понял Стас.
– Мизгирь, – повторил Лаврененков. – Южнорусский тарантул.
– Ядовитый? – уточнила Маша.
– Угу. Как все тарантулы. Но укус мизгиря для человека не смертелен.
– Их было целых пять штук, – напомнила Маша. – И, вполне возможно, что есть еще – в пищеводе или в дыхательных путях.
Лаврененков пожал плечами:
– Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, отчего наступила асфиксия. Убийца запихал бедолаге в рот мизгирей, а потом, чтобы они не выбрались обратно, зашил ему губы ниткой.
– И для верности прижег Ройзману щеки и шею свечкой, чтобы расшевелить насекомых, – сказала Маша.
– Точно. – Лаврененков поднял прозрачный пластиковый контейнер и встряхнул его. Пауки зашевелились, заскребли лапками по стенкам. – Один укус был бы не смертелен, – продолжил эксперт. – Но десяток укусов вызвал у Ройзмана анафилактический шок и асфиксию. Довольно изобретательное убийство. Обязательно опишу его в своем будущем учебнике!
– Но почему именно пауки? – спросил Стас. – Какая связь между сексом, дешевым гостиничным номером, бутылкой «Кристалла» и насекомыми?
– Связи никакой, – сказал Толя. – Просто все совпало.
– Почему же? – возразил Лаврененков. – Как раз наоборот. Насекомые во многих культах сопровождают мертвецов на тот свет. И обратно – если мертвецы задумали вернуться в наш мир. Пауки, тараканы, жуки, прочая мерзость. Даже ночные мотыльки.
– Мотыльки?
– Ну да. Например, на Украине верят, что души умерших превращаются в ночных мотыльков и слетаются по ночам на пламя свечей. Пауки из той же оперы.
Лаврененков убрал контейнер в чемоданчик. Встретился взглядом с Машей и кивнул:
– Да-да, Маруся, знаю. Экспресс-тест ДНК и все такое прочее. Я уже взял необходимые пробы и соскобы, не волнуйся.
Лаврененков снял перчатки и швырнул их в раскрытый чемоданчик. Потом достал оттуда же свою неизменную стальную фляжку с коньяком. Открыл ее, взглянул на мертвеца и отсалютовал ему фляжкой.
– Ваше здоровье!
Затем сделал хороший глоток.
– Когда они зашевелились, я подумал, он ожил, – пробасил Волохов, который, кажется, все еще не пришел в себя.
– Трупы не оживают, – назидательно произнес Стас. – В твоем возрасте, Толя, пора бы об этом знать.
Волохов хмыкнул.
– Ты сначала в зеркало на себя посмотри, храбрец, – сказал он Стасу. – У тебя до сих пор губы дрожат.
– Это от отвращения, а не от страха, – возразил тот. И добавил, неприязненно искривив губу: – С детства ненавижу пауков.
– Ладно, – сказала Маша. – Пожалуй, хватит на сегодня мистики. Надо доделать протокол осмотра. Семен Иванович, уберите фляжку подальше, мне понадобится ваша помощь.
И вновь ярко полыхнула вспышка. Фотограф продолжил работу. При каждой вспышке казалось, что труп вздрагивает. Выглядело это жутко.
5
Радиоприемник, стоящий на белом подоконнике, вздрогнул от разухабистого мажорного музыкального аккорда, а затем бодрый голос из динамиков весело проговорил:
– Анекдот-парад, «Юмор-FM»! Приходит как-то пациент к стоматологу и говорит: «Доктор, не могли бы вы мне помочь? Мне кажется, что я ночной мотылек». «Так вам, дорогой мой, надо не ко мне. Вам надо к психиатру». – «Да, знаю». – «Так почему же вы пришли ко мне?» – «А у вас свет горел».
Последнее слово потонуло в утрированном хохоте, а затем певучий голос пропел:
– Радио «Юмор-FM!» Мы дарим вам хорошее настроение!
Глеб поморщился, протянул руку и выключил приемник.
Едва он опустил забинтованную голову на подушку, как дверь открылась и в палату вошла Маша Любимова.
– Привет! – сказала она.
– Привет, – вяло отозвался Глеб.
Ему было стыдно из-за того, что позволил уложить себя какому-то «быку». Кроме того, Глеб сильно на себя злился, и Маша, хорошо знавшая Корсака, прекрасно это понимала.
– Как ты? – спросила она, глянув на перевязанную бинтом голову.
– Как орел с подрезанными крыльями, – с хмурой усмешкой ответил Глеб. – Присаживайся.
Маша села на стул, весело посмотрела на него.
– Завидую я тебе, Корсак. Живешь на широкую ногу, не экономишь ни на эмоциях, ни на страстях. Голову вон тебе до сих пор разбивают. Красота!
– Да уж, – усмехнулся он. – Живу как в последний раз. Но тебе не советую. В нашем возрасте так живут только дураки и неудачники.
– И к какой категории ты относишь себя?
– К обеим сразу.
Маша улыбнулась.
– Спорный вопрос. Глеб, я забежала на пару минут.
– Само собой. Как у тебя дела на работе? Надеюсь, я не зря получил по кумполу?
– Бадри Гурамов забрал заявление об избиении и вымогательстве. Дело замяли. Против тебя он тоже не выдвигает никаких обвинений.
– Значит, все хорошо?
– Для нас – да. Для тебя – не думаю. Кто-то снял вашу драку на мобильник и выложил в Интернет. Там уже больше пятидесяти тысяч просмотров. Гурамов-младший заперся дома и не выходит. Ты его опозорил, Глеб. Схватил за шиворот, как котенка, и дал пинка. Это видели пятьдесят тысяч человек. Но самое главное, это видели друзья, родственники и знакомые Гурамова. И это видел его папенька.
– Отлично! Значит, он стал звездой.
Маша невесело усмехнулась и покачала головой.
– Глеб, ты же понимаешь, что этот гаденыш тебе отомстит. А не он, так его папаша.
– Пусть попробует.
– Он уже попробовал. – Маша посмотрела на забинтованную голову бывшего возлюбленного и вздохнула. – Тебя могли забить насмерть. И честно говоря, я не могу понять – почему не забили.
Она достала из пакета, который держала в руках, красивую пластиковую коробочку.
– Это тебе от наших оперов. Первоклассная электронная сигарета, а к ней – набор картриджей, зарядов и всяческих ароматизаторов, включая «кубинские сигары». К подарку прилагается записка от Толи Волохова.
Корсак развернул протянутый листок бумаги.
«Глеб, ты мужик! Я бы ему сам накостылял, но должность не позволяет. Понадобится моя помощь – только свистни!»
