– Этого я не знаю. Когда мы уезжали, он погнал «мерс» к
колонке – видимо, хотел заправиться.
– Вы не спрашивали у Романа, что значит вся эта история?
– Спрашивал. Он ответил, чтобы я не задавал глупых вопросов,
если хочу иметь стабильный и хороший заработок. Я подумал, что и правда лучше
помалкивать, что не мое это дело.
– Когда вы получили оговоренную плату?
– Как и договорились, когда доставили колесо в гараж. На
этот раз мы просто въехали во двор, Роман позвонил по мобильнику, сказал, мы
тут, и из подъезда вышел тот мужик, открыл гараж, мы положили туда колесо и
уехали.
– Как Карташов обращался к неизвестному мужчине? Как его
называл?
– Никак. Просто сказал: «Мы тут». И все, отключился.
– А когда Роман вам описывал того человека, инструктировал
для первой встречи, он этого мужчину как-то называл?
– Да вроде нет… Просто говорил: «Будет мужик такой толстый,
небритый…» Хотя он меня предупредил, чтобы я не опаздывал ни в коем случае, а
то, говорит, шеф уйдет. Ну, я думаю, он это в шутку сказал. Дядька никак не был
похож на шефа.
– Когда этот человек появился, они здоровались с Романом?
– Нет. Ни слова не сказали ни тот, ни другой. Мужик достал
колесо из багажника, сам закатил его в гараж, закрыл на замок, а потом пошел
домой.
– То есть у вас создалось впечатление, что он живет в том же
подъезде, из которого вышел?
– Ну да, а как иначе? Он так быстро вышел, может, живет на
первом этаже, я не знаю.
– Вы можете более подробно описать этого человека?
– Ну я уже говорил… Он такой не слишком высокий, примерно с
меня, где-то метр семьдесят или метр семьдесят два, но полный, плечи покатые,
пузень… в смысле, животик есть. Но сильный, это сразу видно, колесо от «мерса»
не самое маленькое, он его одной левой таскал. На нем была вязаная спортивная
шапочка серая, из-под нее сзади черные волосы торчали, на щеках щетина, под
носом усы. Правда, он в основном прятал лицо в шарф, но, в общем-то, я его
разглядел.
– Вы могли бы опознать этого человека при встрече?
– Не знаю, наверное.
– Посмотрите, на этих фотографиях его нет?
– Определенно нет. У него черные глаза с мешками под ними,
вот что я еще запомнил. Может, с печенью что-то? Или с почками? Странное
впечатление произвело на меня его лицо. Какое-то немытое. Не знаю, почему мне
так показалось.
– Я сейчас задам вам два вопроса, которые уже задавал
прежде. Но мне необходимо выслушать ваш ответ еще раз. Итак, вопрос первый: вас
в самом деле не удивили ни странная, подозрительная работа, для выполнения
которой вас привлекли, ни чрезмерно высокая оплата, ни обстановка явной секретности,
в которой вам пришлось работать?
– А что такого?
– Отвечайте на вопрос, пожалуйста.
– Ну я уже говорил, что мне ничего странным не казалось. И
подозрительным тоже.
– Вопрос второй. По пути на место встречи с Бусой вы ни разу
не останавливались, не смотрели на колесо, которое вас попросили отвезти?
– А чего на него смотреть? Что я, колес не видел? Короче, не
смотрел.
– И последний вопрос. Как вы расстались с Романом
Карташовым?
– Нормально. Он попросил довезти его до площади Горького,
сказал, что пойдет в тренажерный зал. А я поехал домой. Вот и все.
* * *
– Справочная уже не отвечает, – с досадой произнес Валентин,
швыряя трубку. – Чего ж ты хочешь? Третий час ночи! Нормальные люди давно спят.
Может, пойдем и мы наконец, а, золотко? Ну сколько можно искать вчерашний день,
не понимаю! Мне все-таки завтра, вернее, сегодня, работать, а вечером в Москву
ехать!
– Ага, – рассеянно отозвалась Валентина, сидевшая на полу,
среди разбросанных черно-белых фотографий. – Бли-ин… Ну у кого может быть
телефонный справочник с личными номерами, а?
– У Володьки есть, – зевнул Залесский. – Точно, есть. Но его
самого дома нету.
– Вечно его нету, когда нужен до смерти! – рассердилась
Валентина. – Но как же быть, а? Я до утра не до-живу.
– Да что ты можешь сделать, скажи, пожалуйста? – простонал
муж. – Ну, позвонишь этому своему Олегу Пластову, и что ты ему скажешь?
Напомнишь боевое прошлое в деревне Пильно? Выразишь сочувствие? Думаешь, ему
после такой трагедии будет до совместных приятных воспоминаний? У него сейчас
есть заботы поважнее, можешь мне поверить.
В голосе его прозвучали непривычно раздраженные нотки, и
Валентина воззрилась на мужа не без изумления:
– А ведь ты ревнивец, Залесский!
– Может, я и ревнивец, – рявкнул муж откровенно зло, – а ты…
я вообще не знаю, кто ты. У человека жуткая трагедия, у него сын погиб страшной
смертью, да на фиг ему это надо – слышать твой прочувствованный голос?! Уже
месяц прошел или даже больше, у него только-только начала рана затягиваться, а
тут ты влезешь невесть откуда. Тем паче – в такое время, когда все нормальные
люди спят или пытаются уснуть. И вообще, я тебе удивляюсь, золотко. На твоих
глазах сегодня девку молодую убили, жестоко убили – беременную, твою пациентку,
тебе этот ненормальный опер чуть ли не уголовщину шьет, а ты хоть бы хны,
девчонку даже не вспоминаешь, хотя у тебя вон на шубе и рукавичках кровь ее, я
же видел. А ты вдруг вцепилась в воспоминания столетней давности, хочешь
тряхнуть стариной – не знаю зачем. Не нужны Пластову ни соболезнования твои, ни
мемуары, понимаешь ты это или нет?
