И Валентина поспешно принялась накручивать номер
долоховского квартирного телефона, чтобы как можно скорей загладить дурацкое
недоразумение. Однако в ответ услышала череду бесконечных гудков: к телефону
никто не подходил. Зато в трубке как минимум дважды раздались характерные
щелчки, означающие, что кто-то пытается прозвониться на их номер по межгороду.
И тут наконец-то до Валентины доехало: так ведь Долохов небось не абы куда
подался, а в командировку отбыл. И сейчас звонит оттуда друзьям и соседям по какому-то,
надо полагать, неотложному делу.
Положила трубку – и тотчас телефон разразился звонками.
– Алло, Володька, это ты? – завопила Валентина.
– Ну, я, – отозвался знакомый долоховский голос, как ей
показалось, с некоторой предосторожностью. – Слушай, я тут…
– Ты извини, я просто ждала звонка от одного друга, то есть
это не мой друг, а Валькин, но Валька в ванной, вот я и схватила трубку, как
ненормальная, понимаешь? – начала Валентина залатывать прорехи в своей
репутации.
Чего там! Нынче даже девственную плеву вовсю латают, вновь
делают из гулящих девок невинных девиц, так что как-нибудь и репутацию удастся
спасти.
– Ага, значит, вы еще не спите? – Голос Долохова явственно
повеселел.
– Пока даже не ложились, – сообщила Валентина.
– Вот и ладненько, тогда я не буду извиняться, что разбудил
и все такое, – хмыкнул этот нахал. – А теперь ты мне Валю к трубочке позови.
– А я тебе уже как бы и не нужна? – обиделась Валентина. –
Прошла любовь, завяли помидоры?
– Сначала суровые мужские игры, но до тебя, моя черешня,
тоже дойдет черед, – нетерпеливо бросил Владимир. – Да позови ты наконец
Вальку, слышишь?
Что-то у него там горит, догадалась Валентина. Причем горит
настолько сильно, что привычное балагурство кажется наигранным, как бы
обязаловкой, призванной лишь успокоить Валентину. Однако чует ее сердце, что
потом придется-таки поволноваться.
Она передала трубку мужу, который вышел из ванной уже в
пижаме, благоухая «Новым жемчугом», а сама никуда не пошла: снедало
любопытство. Интересно, что там за мужские игры?
Судя по выражению Валькиного лица, игры были какие-то
непонятные. И в то же время очень серьезные, потому что его откровенная
растерянность постепенно сменилась не менее откровенным испугом. А впрочем, тут
же лицо мужа стало настолько равнодушно-замкнутым, что Валентина поняла: от нее
сейчас что-то будут скрывать. Главное, во все это время Валька не проронил ни
слова – наверное, Долохов нарочно попросил, чтобы он воздерживался от
комментариев: знал, что жена друга будет их подслушивать.
Валентина это и делала. Ловила выражение мужниной физиономии
(ряд волшебных изменений милого лица!) и терялась в догадках.
– Володь, ты уверен… – разомкнул наконец губы Валька, но тут
же стиснул их покрепче, выслушивая новую тираду соседа. – Хорошо, я все понял.
Но это часа четыре как минимум, ты отдаешь отчет… Конечно, может быть,
встретимся и раньше, если с дорогой все в порядке. Ну ладно, не будем
загадывать. Все, выезжаю. До встречи!
Валентин медленно опустил трубку на рычаг, постоял немного,
хмуря лоб, но, такое впечатление, не досадливо, а просто-напросто
сосредоточенно, и наконец-то взглянул на ошеломленную жену. И начал
расстегивать пижамную куртку.
Тут у Валентины прорезался голос.
– Куда ты собрался, Христа ради! – воззвала она с таким
изумлением, что Залесский, как ни был озадачен, невольно ухмыльнулся:
– Не я, золотко. Мы. Это мы с тобой собрались срочно выехать
на помощь боевому товарищу.
– Что-о? – возопила Валентина, положительно не веря ушам. –
Мы? Едем? Сейчас?! И далеко?! Зачем?!
Валентин объяснил – гораздо более коротко, чем это делал
Долохов. Наверное, кое о чем он умолчал, кое-что пропустил. Но Валентине
хватило и этого немногого, чтобы понять главное: на завтрашний прием она
придет, не поспав нынче ночью ни единой минуты.
Если вообще придет, конечно…
Картотека
«НОЧЬ ЛЮБВИ ЧРЕВАТА…
Вчера в Пятую градскую больницу среди ночи ввалился
перепуганный мужик с дамой на руках. Дама (завернутая в простынку, под которой
и нитки не оказалось!) не подавала признаков жизни. Мужик был изрядно пьян,
одет весьма условно: в футболку, плавки и ботинки на голые ноги. Видимо, в его
автомобиле (открывавший ему больничную дверь охранник обратил внимание, что у
визитера весьма побитая «копейка») хорошо работало отопление. А может быть, он
находился в состоянии такого шока, что и внимания на холод не обратил.
Да уж, шок имел место быть, и какой! Мужчина плакал слезами,
натуральными слезами, и умолял спасти Катюшу. Врачи приемного отделения, сердца
у которых, по меткому определению одного из них, «давно обросли шерстью», были
искренне растроганы горем супруга. Правда, сочувственно поджатые губки
медсестер порою расплывались в улыбках, а иногда барышни и вовсе не могли
сдержать хохот, особенно когда сей человек начинал стенать и вопить,
приговаривая: «Спасите Катюшу! Не могу поверить, что наша любовь станет
причиной ее гибели!»
Постепенно, в ходе ненавязчивых расспросов и случайных
обмолвок, выяснилось, что это вовсе не любящий супруг привез полечить свою
обмершую в процессе исполнения супружеских обязанностей половину. Оказывается,
мэн подвозил даму, голосовавшую при дороге, затем снял свою случайную попутчицу
(или она его, это уж как угодно!), пригласил к себе домой. Ну, выпили, то-се,
как принято выражаться. И завалились в койку. Однако в середине приятного
процесса дама вдруг начала задыхаться, хрипеть, забилась в судорогах, изо рта у
нее пошла пена… Любовник стал тормошить партнершу, даже щекотал ей пятки,
поскольку в процессе любовной игры успел выяснить, что она боится щекотки. Все
было напрасно! Тут наш герой смекнул, что дело плохо, завернул даму в первую
попавшуюся под руку простынку и ринулся искать медицинской помощи на
собственных колесах, рассудив, что «Скорую» можно и не дождаться. А может быть,
в нем сработал элементарный инстинкт самосохранения. Ведь врачам «Скорой» стал
бы известен его адрес, теперь же страстный любовник-убийца (может быть, и
невольный!) остается безвестным следствию.
