Короче, он собирался сообщить обо всем в милицию, потом
отвезти неизвестную женщину в больницу, ну а затем заняться своими делами. И
сначала действовал в соответствии с этими планами. Он поставил машину
неподалеку от входа в вокзал, еще раз поглядел на свою пассажирку, запер дверцы
и вбежал в здание. Поезд, надо полагать, уже высадил своих пассажиров и отошел
на запасной путь. И человек, которого Долохов должен был перехватить во
Владимире, наверное, вздохнул свободно. Уверился, что от него окончательно
отвязались. Решил, что именно он на этом свете самый хитрый, самый умный и
самый крутой. Небось спокойно спит теперь на своем пятом месте, в своем восьмом
вагоне.
Забавное совпадение, кстати, насчет восьмого вагона. Может
быть, он что-то видел или слышал? Может, он даже сможет узнать того злодея в
форме? Ну что ж, надо полагать, милиция подробно допросит всех пассажиров.
Разбудит их среди ночи и допросит… То есть в Москву этот скользкий тип прибудет
уже должным образом взбудораженным. А тут его и встретит Долохов. И эта пакость
поймет, что его неприятности не кончились, а только начинаются!
Как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Зал
ожидания был пуст, это понятно, и ни одного мента там, против обыкновения, не
наблюдалось. Долохов немного помотался по залу, потом свернул в боковой
коридор, где, по его расчетам, вполне могли оказаться такие необходимые
вокзальные атрибуты, как медпункт, комната матери и ребенка, а также линейный
отдел милиции.
Он обнаружил не только искомое, но также парикмахерскую и
кабинет начальника вокзала, миновал все ненужные вывески и, стукнув в дверь
отделения милиции, сунулся туда.
Но тотчас замер на пороге, увидев, кроме четырех парней в
милицейской форме, худенькую женщину в куртке, наброшенной на китель
проводницы.
Все разом обернулись к Долохову и уставились на него –
сказать, что уставились неприветливо, значит совершенно ничего не сказать.
– Вам что? – сурово спросил один милиционер, а второй
рявкнул нетерпеливо:
– Подождите за дверью!
Долохов повиновался. Надо отметить, что никогда, даже в
армии, он не подчинялся приказам с такой готовностью! А если по правде – с
облегчением. Что-то было в обведенных нелепыми синими тенями глазах проводницы
невыразимое… Долохову стало здорово не по себе, когда он встретился с ней
взглядом. Разумеется, он совершенно не рассмотрел проводницу, маячившую позади
железнодорожника, который выталкивал из тамбура женщину, спасенную Долоховым,
однако лицо вот этой проводницы, стоявшей в милицейском кабинете, разглядел
отлично. У него была отменная память на лица, он мог заранее сказать, что
прежде никогда этой изможденной тетки не встречал, а если бы встретил, то
непременно запомнил бы ее. О таких говорят: со следами былой красоты. Видимо, и
впрямь была когда-то красавица. Похожа на звезду немого кино, а может, 30-х или
40-х годов, когда в моде были такие полубезумные, очень нервные лица. Впрочем,
сейчас о ней совсем другое можно сказать: краше в гроб кладут. Накрашена так,
словно проделывала это в темной комнате, нарочно повернувшись к зеркалу спиной.
Сущее пугало. Но самое страшное в ней – выражение глаз. Совершенно мертвые.
Странно, что это ничуть не насторожило ментов. Вид у тетки
такой, словно она только что сбежала из вытрезвителя, не приняв положенных
процедур. А они внимают каждому ее слову, как будто перед ними Катерина
Андреева с последними теленовостями!
А что она там изрекает, кстати? Долохов приник ухом к двери
кабинета, оставшейся приоткрытой, и начал слушать. Вернее, ловить долетавшие до
него обрывки разговора.
– Конечно, прежде всего надо вынести труп так, чтобы никто
не заметил. Если пассажиры… Расписание нарушать не…
Это говорит кто-то из милиционеров. Видимо, местное
начальство. Голос командирский.
Какое-то время ничего было не разобрать. Потом прорезался
вопрос:
– …могла убиться насмерть?
– Поезд промчался слишком быстро, – нервно сказала
проводница. – Я не видела, куда она упала.
– Почему не сорвали стоп-кран?
Вопрос прозвучал так отчетливо, словно кто-то приблизился к
двери и стал рядом.
Долохов вжался в стену.
– Какой смысл? Станция рядом… если она жива, все равно
придет в город, больше ей деваться некуда! – выкрикнула женщина.
– Какие-нибудь ее документы остались?
– Только корешок билета. На нем фамилия – Ярушкина Е. Д.,
номер паспорта.
– Сумасшедшая баба! – Голос милиционера был полон насмешки.
– Ее же найти – делать нечего. Берется убивать – так хоть бы следы толком
замела!
– Ой, не знаю, как там все на самом деле было! – Голос
проводницы. – Может, она и не хотела его прикончить. Скорей всего, этот мужик к
ней полез, она и хватила его бутылкой. А потом испугалась и решила спасаться.
Успела одеться, вышла из купе, уже полвагона прошла, но тут меня увидела и
потеряла голову. Бросилась бежать, ну и…
– Не исключено, – поддакнул важный мужской голос – тот, с
командирскими интонациями. – Звучит очень убедительно.
– Конечно, конечно, она меня испугалась, – зачастила
проводница. – Если б я знала, что она станет со ступенек сигать, я б к ней и
близко не подошла. Я ж не думала, что так получится! И уж, конечно, не
догадывалась, что у меня в третьем купе труп!
– Хорошо, успокойтесь, – раздался командирский голос. – Что
случилось, того уже не исправишь. Сейчас я вызываю бригаду, экспертов и все
такое. Вы купе хоть заперли, чтобы туда никто не мог войти?
– Заперла, – отозвалась проводница. – А как же! Никто ничего
не знает. Только поезд остановился, я сразу к вам побежала.
– Ладно, пошли, ребята! – послышалась команда, и, если бы
Долохов за секунду до этого не отшатнулся к противоположной стене, его запросто
могли бы застать на месте преступления – подслушивающим под дверью.
Удрать из здания вокзала он уже не успевал. Мелькнуло
мгновенное искушение скрыться за коридорный поворот, однако Долохов понимал,
что это было бы глупостью. Кто-нибудь из ментов, выйдя на привокзальную
площадь, мог бы поинтересоваться его машиной, которая, правда, стояла на
стоянке и все такое, но все же… Увидели бы женщину, лежащую на заднем сиденье.
Что, если бы это стало известно проводнице, которая мигом опознала бы беглянку?
Наверное, Долохов перебарщивал в своих опасениях, даже наверняка
перебарщивал, и все же ничего не мог с собой поделать. После того, что он
сейчас услышал…
– А, вы еще ждете? – хмуро спросил лейтенант в куртке
внакидку. – Что вам?
