– Валечка, привет! – улыбнулся он утомленно. – Макс, и тебе
привет. Что ты делаешь под моим столом? Денежку обронил? И что там с газом? От
нашего дома ярко-красная техника отъезжала: кто горел? Не мы, часом?
Не переставая говорить, он широкими шагами пересек гостиную
и заглянул в свою спальню. Потом на кухню. Валентина беспомощно смотрела, как
Долохов повторил маршрут ее поисков с точностью до одного шага: ванная, туалет,
ниша, шкафы… И наконец с тем же недоумением замер возле стопки газет.
– А это что такое? – вскинул брови. – Валя, ты что, окна
помыть собралась? Спасибо, конечно, но до Пасхи еще далековато… А почему по
старинке, дедовскими средствами? У меня «Секунда» есть и «Аякс». И лучше я тебе
что-нибудь другое дам стекла вытирать, потому что это мое любимое полотенце.
– Это не тетя Валя, это она собралась, – опередил Валентину
Максим. – Я ее тоже спросил: зачем в такую холодрыгу окна мыть? А она говорит,
что ты ее попросил.
– Что еще за она? – нахмурился Долохов. – Кстати, Валя, а где…
– Он многозначительно кашлянул. – Вы ее к себе, что ли, увели? А зачем?
– Ты про эту кудлатую, в серых клешах спрашиваешь? – спросил
Максим, и у Валентины просто-таки упало сердце: у привезенной ночью женщины и в
самом деле были серые расклешенные брюки, ну а спутанные волосы вполне можно
было назвать кудлатыми. Неужели это ее выпустил Максим из квартиры?! – Ну и
девочку ты себе завел! Заполошная какая-то.
«Ничего себе, девочка! – мысленно фыркнула Валентина. – Да
она небось моя ровесница! Вот мужики, у них глаза разнофокусные, что ли? Тот
пожарник меня бабкой обозвал, этот придурок мою ровесницу девочкой считает. Где
логика вообще?!»
Но на всякий случай она стащила с плеч серый оренбургский
платок. Уже жарко! Хватит греться под этой рухлядью. Как женщина одета, столько
ей и лет, старая истина. Укутаешься в платок – ты бабушка. Нацепишь клеш – ну
просто девочка!
Учтем на будущее.
– А ты каким образом с ней познакомился? – спросил Долохов,
напряженно глядя на Максима.
Тот вздохнул:
– Нечаянно. Я тебе кое-что раздобыл.
– Раздобыл? А что именно? Давай скорей!
– Погоди, – нерешительно пробормотал Максим, выбираясь
наконец-то из-под стола. – Сейчас все расскажу. Ну вот, значит, раздобыл я эту
штуку. Звонил, звонил, мобильник отключен, тут у тебя никто трубку не брал,
даже автоответчик не врубался.
Долохов, ни слова не говоря, подошел к телефону и нажал на
какую-то клавишу. Вспыхнул красный огонечек, означающий, как было известно
Валентине, что включился автоответчик.
– Вот видишь, – вредным голосом сказал Максим, – был бы он с
самого начала включен, ничего бы ужасного не произошло.
– Да неужели? – хмыкнул Долохов. – Ладно, давай лапшу мне на
уши не вешай. Рассказывай, что дальше было.
– В конце концов я понял, что не могу дозвониться, подумал,
что это как раз такой экстренный случай, для которого ты мне ключ дал запасной,
– и решил тебе сам эту штуку отвезти. А то мне на поминки надо, я и так уже
опаздываю.
«Еще одни поминки!» – с тоской подумала Вален-тина.
– Ну так вот, – мямлил Максим, исподтишка поглядывая на лицо
Долохова, которое постепенно принимало угрюмое выражение. – Пришел, открыл
своим ключом, смотрю, вон тут сидит она – в этих своих клешах. Привет, говорю,
ты что тут делаешь, Долохова ждешь, что ли? Она глазками морг-морг, потом
говорит: ну да. А это что, спрашиваю, глядя вот на эту кучу барахла, – Максим
указал на газеты и тазик с водой. – А это, говорит она, меня Долохов попросил
окошки помыть. Какой дурак, говорю, в такую холодрыгу окна моет? Она отвечает:
никто, кроме Долохова. Ну ладно, думаю, какая мне разница? А когда он будет,
Долохов, спрашиваю. Да не знаю, отвечает она, может, к вечеру. А ты его
дождешься? Видимо, да, говорит она. Тогда вот что, говорю я: возьми этот
конверт и передай ему. И скажи, что это очень важно. Поняла? А чего тут не
понять, отвечает она, только ты конвертик лучше положи вон туда, а я пока начну
окна мыть. Я положил конверт на стол и говорю: ну, я почапал, у меня дела. А
она мне: желаю успеха! Выхожу в прихожую, открываю дверь, и тут она
подскакивает: нет, говорит, не буду я окна мыть, и правда холодрыга, и вообще
мне домой пора. А конверт твой на столе лежит, Долохов его возьмет. Я подумал:
и в самом деле, ну куда он денется, конверт? А я спешил… – падающим голосом
закончил Максим, не без испуга вглядываясь в лицо Долохова.
Если бы можно было эмоции, на нем отражающиеся, выразить в
цвете, то они были бы темно-темно-серыми. В магазинах одежды это называется
цветом мокрого асфальта.
– То есть она ушла, эта женщина? – произнес Долохов каменным
голосом.
– Ага, – робко кивнул Максим.
– И ты ушел?
– Ну да.
– А почему снова здесь оказался?
– Ну, я уже говорил тете Вале, – промямлил Максим. – Увидел
пожарные машины – и как-то тревожно стало.
– А кстати, что тут происходило? – взглянул на Валентину
Долохов. – Где-то был пожар? К кому они приезжали?
– К нам, – не без дрожи в голосе проговорила Валентина.
– К вам?! Что, Анечка утюг не выключила?!
– Да нет, не к нам домой, – почему-то дрожа еще сильней,
пояснила Валентина. – Сюда. Ну, в твою квартиру. Отсюда поступил вызов:
дескать, пожар. Звонила какая-то женщина, в полной истерике. Адрес не назвала,
трубку бросила, но они по определителю номера адрес вычислили. Приехали, а тут
я, больше никого. Я как раз только-только пришла, я на похоронах была после
приема, а Валька чуть раньше ушел, ему на работу срочно понадобилось…
– И ты на похоронах?! – воскликнул Долохов. – Вы что,
сговорились с Максом? То есть получается, она одна тут оставалась?
– Ну да… – пробормотала Валентина. – Некоторое время.
Недолго, совсем недолго…
– Ничего, – протянул Долохов. – Ей этого вполне хватило,
честное слово. Она это время с пользой провела, придумала, как смыться. Ох,
союзнички… Спасибо вам! Большое спасибо!
Последние слова он рявкнул в лицо Максу так свирепо, что тот
отшатнулся.
– Ну и чего ты на меня рычишь? – спросил с обидой парень. –
Я для тебя такую ценнейшую штуку нашел, а ты, вместо того чтобы спасибо
сказать…
