– Вода? – хмыкнул Долохов. – Ну, это самое простое! Водой
она собиралась пожар заливать, если сильно разгорится. Да, барышня с фантазией.
С большой фантазией! И я зуб даю: это она скачала мои файлы в свой компьютер.
По электронке отправила. Она, зараза! А здесь стерла их все, чтобы
разговаривать со мной с позиции силы! Ярушкина Елена Дмитриевна… – произнес он
негромко, делая руками такое движение, словно выжимая только что постиранное
белье. Или, вернее, словно откручивал кому-то шею. – Ну, попадись она мне! Да я
ее сам отвезу во Владимирскую область и в тот же самый сугроб запихаю, откуда
вынул!
– Ты ее из сугроба вытащил? – вытаращился Максим. – Во
классно! А меня ругал, что я мочалок на Покровке кадрю. А сам-то…
Тут же он не без опаски оглянулся на Валентину и прихлопнул
рот рукой.
– Слушай, ты, кажется, куда-то шел? – сердито сказал
Долохов, выключая компьютер. – Ну и топай. Некогда мне. Пора идти!
– А куда ты? – спросил Максим.
– На кудыкину гору, воровать помидору, как говорят в нашем
любимом городе, – огрызнулся Долохов. – Поеду в справочное бюро, искать адрес
этой заразы Ярушкиной. Надо же что-то делать!
Он подобрал с пола куртку, стал неуклюже совать руки в
рукава, но запутался. Валентина, чувствуя себя все-таки виноватой, подошла,
помогла.
– Спасибо, – буркнул Долохов, не глядя.
Значит, сердится еще. Ну что ж, это понятно…
И вдруг он встрепенулся, уставился на Максима:
– Погоди, Макс! Я не просек сначала. Как, ты сказал, парня
того зовут, которого поминают сегодня?
– Сережа Пластов.
– А отец его… отца, часом, не Олег Сергеевич звали? –
напрягся Долохов.
Валентина снова вздрогнула.
– Ну да, вроде так, – неуверенно проговорил Максим.
– Странно, – пробормотал Долохов. – Очень странно. А
впрочем, это не суть важно. Вот что, Максим. Я с тобой поеду. Мне на этих
поминках очень надо побывать, понял? Потом придумаем легенду, по которой ты
меня с собой взял. Ну, наврем что-нибудь, понятно? Пошли, быстро! Далеко ехать?
– Нет, на Провиантскую. Там столовка студенческая, в ней
поминки будут. То есть Серега жил аж на Актюбинской, а родители его не знаю
точно где, но поминки решили устроить здесь.
«Актюбинская – это мой участок», – автоматически отметила
Валентина. Для нее вообще весь город делился скорее не на улицы, а на участки,
обслуживаемые разными городскими консультациями.
– Погодите, – тронула она за рукав порывисто устремившегося
вперед Долохова. – Возьмите меня с собой.
– Куда?! – одинаково изумленно вытаращились на нее Долохов и
Максим. – На поминки?
– Да.
– Ты что, тетя Валя? – похлопал ресницами Максим. – Знала
Серегу, что ли?
– Нет, я его отца знаю, Олега Пластова.
– Его не будет на похоронах, – вдруг сказал Долохов.
– Почему? Откуда ты знаешь? – враз спросили Максим и
Валентина.
– Да вот так уж, – буркнул Долохов. – Узнал нечаянно.
– Он что, в командировке? – непонимающе допытывался Максим.
Долохов мгновение смотрел на него, потом отвел глаза:
– Ну да. Причем в очень дальней. Ладно, поехали. Все
расскажу по пути. Быстро одевайся, Валентина. У тебя, кажется, появился шанс
загладить вашу о-очень крупную семейную промашку, поняла? И в темпе, в темпе, в
темпе!
Картотека
«БЕРЕГИТЕ СЕБЯ, ДЕВЧОНКИ!
Нашим русским женщинам много чего приходится на своем веку
испытать. Детей вынашивать и рожать (ну, это, конечно, не токмо наше
национальное достижение, а все же – приходится!), вкалывать на двух работах (а
то и трех), измысливать немыслимые трюки, чтобы продержаться до зарплаты,
делать вид, что тебе повезло с мужем, хотяон пьяница и бабник, скрывать под
очками и тональным кремом синяки на мордашке… И периодически, наивно расширяя
глаза, спрашивать у подружек или сослуживиц: «Девчонки (кажется, только наши
расейские женщины всех возрастов, от трех лет до бесконечности, обращаются друг
к другу именно так!), а правду говорят, что не только мужики, но и бабы в койке
что-то чувствуют? Неужто и у нас этот, как его… забыла название, бывает?! Я-то
думала, одни только иностранные артистки в сериалах кончают как положено!»
То есть именно этого, одного из приятнейших в жизни
ощущений, сплошь да рядом и не удается испытать нашим соотечественницам.
Поэтому неудивительно, что очень многие еще в молодые, а то и юные годы решают
не доверять в этом важном вопросе какому-то одному человеку (мужу, фу, какая
пошлость!), ищут разнообразия ощущений, которым прибавочная стоимость придает
еще пущую остроту… Да, Сонечки Мармеладовы, мученицы-жертвовательницы ради
ближних своих, повывелись еще в прошлом веке, а может статься, они существовали
только в разнузданном воображении господина Достоевского. Ведь не факт, далеко
не факт, между прочим, что мамзель Мармеладова не ловила в объятиях своих
клиентов нормальный физиологический кайф!
Ищут, ищут они этого кайфа, и побольше, побольше! Полный
ротик!
Однако красотки в символических юбочках, которые, словно
ночные бабочки, под покровом темноты порхают по Покровке, либо топчутся вокруг
Московского вокзала, либо тусуются в найт-клубах, зарабатывая себе на жизнь
любимым делом (и любимым телом!), тоже, наверное, порою начинают кумекать, что
даже пирожными можно обкушаться до тошноты…
Вот какая история приключилась совсем недавно с одной
барышней, промышляющей старинным женским ремеслом возле гостиницы «Брудер». Ее
сняли два «лица» (сами понимаете, какой национальности) и привезли на
Канавинскийрынок, где отмечали день рождения какого-то земляка. Барышня
(скажем, Вика) была живым подарком для джигитов. Однако если вы думаете, что
нашу девушку вульгарно пользовали кто во что горазд, то ошибаетесь. Вику
поставили на колени, джигиты создали очередь, пропуская вперед именинника и
наиболее уважаемых людей… короче, девушка сделала в эту праздничную ночь 40
минетов. Каково? По-моему, впечатляет!
Самой же ей досталось из приятных ощущений только
пересчитывать гонорар: никто из восточных людей и не позаботился доставить
девушке удовольствие! Правду говорят, будто на Кавказе женщина – существо второразрядное.
