– Так. Я спросил, где же взять такого человека. Артем
сказал, что у него есть знакомый студент с химбиофака универа, Шурик Осташко, и
мы можем его попросить. Он будто бы в какой-то лаборатории работает по вечерам,
у него под рукой оборудование и все такое. Артем прямо от меня позвонил Шурику,
тот согласился сделать анализ, и мы сговорились, что подъедем к нему. А это как
раз было воскресенье. Мы условились встретиться на музыкальном рынке около
магазина «Мелодия». Пока мы там ждали Шурика, ходили, смотрели пластинки, в
смысле, лазерные диски музыкальные, и Артем сказал, что тут в этой толчее можно
черт-те что продать, хоть пластинки, хоть оружие, хоть наркотики. Мы
посмеялись. Тут пришел Шурик. Мы отдали ему пакетик, купили диски, какие
хотели, и разошлись. Мы договорились, что будем ждать от Шурика звонка. Прошло
два дня или три, мне позвонил Артем и сказал, что анализ готов, что это именно
наркотик, причем ни в каких справочниках Шурик его не нашел, но кое-что может
сообщить относительно его названия. Но это не телефонный разговор. Мы решили
встретиться в тот же вечер у Шурика, который живет около Кардиоцентра. Немного
пивка выпили у него и пошли гулять в Щелковский лес. И Шурик сказал, что у его
отца (а он какое-то светило в области токсикологии, ну, специалист по
отравляющим веществам, в том числе и по наркотикам) когда-то был знакомый, они
в универе вместе учились, и этот знакомый был гениальный химик. Он считал, что
мозгу человека иногда не хватает силы, то есть эта сила спит, и надо ее
пробуждать. Он изобрел такое вещество, которое и должно было это делать. Ну и
отец Шурика его спросил, почему он не обнародует свое открытие. А тот человек
ему ответил, что если изменить там степень нагревания или охлаждения чего-то,
хрен знает чего, то получается наркотик, который имеет разрушительные
последствия для организма, типа кто его попробует, тот впадает в классный
экстаз, все ощущения обостряются, и привыкание возникает очень не скоро, не как
с остальными наркотиками, то есть одно удовольствие. Но если человек не знает
меры, неправильно эту штуку принимает, то все болезни, к которым он расположен,
ну, к примеру, давно залеченные аденоиды или вообще воспаление коленной
чашечки, – все жутко обострится. Ну и как-то это изобретение у него сошло на
нет, он его никому не предложил и то ли уехал куда-то, то ли умер, Шурик точно
не знает. Но это было давно, лет пятнадцать назад. А почему Шурик вообще
вспомнил о том разговоре, так у отца в альбоме есть фотография этого мужика, и
там надпись, ну, типа дорогому Коле от друга Пети, или что-то вроде, я же не
знаю имени изобретателя, а внизу наискосок написана формула химическая. И она совпала
с тем анализом, который сделал Шурик. Но тут дело не только в формуле, там есть
еще какие-то особые условия нагреванияили охлаждения, черт его знает, поэтому
Шурик сказал, чтовосстановить сам, например, это вещество вряд ли сможет…
– Ваш знакомый называл имя и фамилию человека, которого он
считал изобретателем этого наркотического вещества?
– Нет.
– А само вещество называл?
– Да, только я забыл название. Такое странное слово… типа
бензин, что ли.
– Посмотрите сюда. Я пишу три названия. Если какое-то из них
покажется вам знакомым, отметьте его, подчеркнув.
– Вот! Вот это слово! Точно!
Допрашиваемый из трех предложенных выбирает слово, которое в
наших протоколах обычно обозначается литерой «D».
– Что было потом?
– Потом Артем сказал, что если это вещество и впрямь такое
кайфовое, то не худо бы его попробовать. Главное, что оно не вызывает
привыкания, а то он очень боится подсесть на иглу. Тогда Шурик засмеялся и
сказал, что уже готово, мы все его попробовали: он подмешал эту штуку в наше
пиво, которое мы у него пили. Я сначала не понял, ну, не знаю, как бы не
поверил, спросил: а в чем же кайф? Я думал, мы начнем «улетать», ну, понимаете,
как нарки «улетают». А Шурик ржет и говорит: как ты думаешь, мы сколько времени
по лесу гуляем? Я говорю: ну, наверное, полчасика, от силы минут сорок. Он
говорит: ты на часы посмотри. Я смотрю – уже шестой час. А мы ушли где-то в
два. Уже темнело. И только тут до меня дошло, что мы вообще времени не
замечали. А практически ни о чем ведь не поговорили! И все это время мы
мотались туда-сюда, ни усталости не чувствовали, правда, какая-то сила была
необычная во всем теле! Шурик говорит: это ерунда, я его слишком сильно пивком
развел, вообще, видимо, эта штука с пивом не стыкуется, ее надо нюхать, тогда
получится полный улет. Вы, спрашивает, привезли еще? А то у меня все кончилось,
я часть на анализ извел, остальное вам скормил. Ну, тут мы с Артемом озверели.
Натурально. Во-первых, этот френд нас без нашего согласия накормил наркотой. В
смысле, напоил. Во-вторых, он извел весь порошок. Мы ему огромное количество
принесли, граммов двадцать, это точно! А главное, насчет обострения. У Артема
аллергия страшнейшая, сенная лихорадка, он в июне вообще никакой. А у меня хронический
холецистит – что мне теперь, от цирроза печени загибаться? Этот гад нас
подставил, слова не сказав. Подверг смертельной опасности! Ну, мы Шурика за это
малость попинали, закопали его в сугроб и ушли. Решили с ним больше дела не
иметь.
– Что значит – закопали в сугроб?
– Ну, зарыли в снег, а мы его когда пинали, то ногу ему
повредили, он встать не мог. К тому же он крепко поплыл, мы еще как-то что-то
соображали, а он уже отключился от той штуковины, которую в пиво набуровил.
Лежит, хохочет, счастливый такой! Мы его закапываем, а он блаженно стонет,
будто кон… Ну, словом, кайф ловит напропалую. Мы ушли – я, слава богу, хоть
помнил, где тачка стоит, мы сели в нее – и все. И тут на нас тоже накатило!
– Что значит «накатило»?
– Ну это ощущение я ни с чем не могу сравнить. Море по
колено. Такое счастье, просто не передать! Мы с Артемом аж плакали от восторга.
И такая сила, и смелость, казалось, сейчас бы все мог сделать! Как будто ты
стоишь на громадной высоте и все, ну абсолютно все про всех тебе известно. И
про прошлое, и будущее, и мысли каждого человека. Ты – бог! Но это длилось
недолго, минут десять. Наверное, и правда эта штуковина с пивом не сочетается.
Мы кое-как отошли и поехали домой. Но меня потом отходняк бил непередаваемый.
Тошнило, все кости ныли, голова раскалывалась.
* * *
– Ну что, Людмила? Еще парочку желе?
