Не припомню, чтобы я смотрела на какого-то человека с таким
изумлением, с каким таращусь сейчас на Валентину.
– А он откуда возьмется?
– Да я Вальке позвонила и велела сюда приехать.
– Когда?!
– Ну, ты занята была, – туманно отвечает Валентина.
Понятно. Пока я возилась с долоховскими файлами, она звонила
мужу.
– У него есть оружие?
– Нет. Ну ничего, это не страшно. У Долохова есть.
Новый ба-бах по моей усталой головушке!
– А он откуда тут возьмется? Ты ему тоже позвонила, что ли?
– Нет, Валька его обязательно привезет.
– Вряд ли. Насколько мне известно, у Долохова сегодня должна
быть очень важная встреча. В девять вечера. Причем со мной. И он не приедет,
пока я не позвоню и не отменю ее. А наши мобильники, увы, остались в доме.
Я прекрасно понимаю, что раскрываю свою роковую тайну. Но,
ей-богу, все эти страсти-мордасти кажутся сейчас совершенно неважными!
– Долохов обязательно приедет, – говорит Валентина, которая
почему-то совершенно не удивлена моими словами. – Штука в том, что я сказала
Валентину, что ты со мной. И Долохов примчится как на пожар, чтобы встретиться
с тобой, можешь не сомневаться. Его файлы в твоем ноутбуке, да?
Да, рановато я зареклась изумляться… Интересно, что еще в
этом плане день текущий мне готовит?
– Так ты знаешь?..
– Конечно. А ты?
– И я. Твой муж вчера был со мной в одном купе.
– Я в курсе. А как ты в Нижний попала так быстро?
– На самолете.
– Господи, да кто же сейчас самолетами летает! – в ужасе
восклицает Валентина. – Это же безумно дорого!
– Да ладно, я вчера гонорар получила.
– Слушай, а почему ты так бегаешь от Долохова, а? Он ведь
тебе жизнь спас, – говорит не без обиды Валентина.
Полное впечатление, что мы сидим и сплетничаем на
какой-нибудь мирной завалинке, а не в осаде, не под возможным обстрелом, не
ведая, выберемся отсюда живыми или нет.
– Ну откуда мне это было знать, сама подумай! – оправдываюсь
я. – С тех пор, как я проснулась рядом с убитым Пластовым, весь мир будто с ума
сошел. Я никому не верила, понимаешь? Обратилась за помощью к тому грязному
железнодорожнику, а он меня выкинул из вагона…
– Почему он грязный? – удивилась Валентина.
– Сама не знаю. Такое создалось впечатление из-за его
щетины. Как будто лицо сапожной ваксой намазано, честное слово.
– Ты теперь отдашь файлы Долохову?
– Конечно. Зачем они мне? Хотя… хотя я просто жажду узнать
разгадку всего этого бреда, который на меня обрушился.
– На нас на всех, – уточняет Валентина. – А какое алиби ты
хотела получить от Долохова?
– Не знаю, – пожимаю я плечами. – Какое-нибудь. Например,
скажет, что мы где-нибудь были с ним вме-сте…
Внезапно раздается звон разбитого стекла.
Мы с Валентиной разом перекатываемся в парную и тащим на
себя дверь. Это только казалось, что она закрывалась плотно! На самом деле нам
никак не удается притянуть ее к косяку. Дергаем ее по очереди, вместе –
бессмысленно.
– Ладно, – шепчу я, – будем ее все время держать. А в те
окошки они все равно не пролезут. Туда только кошка протиснется.
– Алена, – вдруг с ужасным выражением спрашивает Валентина,
– а вдруг они нас сожгут?
Я смотрю на нее остановившимися глазами. И тут дверь,
которую мы собирались все время держать, резко отлетает в сторону и на пороге
возникает человек с пистолетом.
Одно мгновение смотрю на него, потом отшатываюсь, хватаю
единственное, чем здесь можно обороняться, – веник – и с силой замахиваюсь.
Однако он хитер! Он дернул к себе Валентину и, прижав ее, прикрылся ею, как
щитом.
Странно ведет себя при этом Валентина… Она почему-то не
вырывается. Наоборот! Она тоже прижимается к этому бандиту, всхлипывает и
хохочет, а потом поворачивает голову и кричит:
– Алена! Это Долохов!
На меня обрушивается такое облегчение, что я совершенно
перестаю соображать. Кидаюсь к человеку, которого несколько часов назад считала
своим смертельным врагом. Он и меня обнимает и прижимает к себе. Потом как-то
так получается, что Валентина из его объятий выскальзывает, а я остаюсь в них
одна. Краем глаза замечаю, что Валентина тоже не обделена мужским вниманием: ее
прижимает к себе… «милый мой бухгалтер»!
Ну и ладно, в конце концов, он ее муж, в его объятиях она и
должна пребывать. А меня кто утешит, кроме Долохова? А утешать нужно, нужно.
Потому что я начинаю плакать. Долохов прижимает меня к себе крепко-крепко,
крепче некуда, гладит по голове, что-то бормочет в ушко, даже как бы
по-дружески чмокает… А я никак не могу успокоиться.
Наконец я все же заставляю себя от него отклеиться.
Валентина уже тоже отлепилась от мужа и торопливо рассказывает ему обо всем,
что случилось. Мы с Долоховым молчим и только изредка переглядываемся.
Меня от этих взглядов в жар бросает. Причем от стыда. Нет,
не потому, что он спас мне жизнь, а я у него опустошила компьютер. Могу
представить, как я жутко выгляжу! Мокрая, в сбившемся полотенце, на голове
сущее воронье гнездо, глаза заплаканы… Вдобавок я начинаю дрожать от холода.
Потом оказывается, что мужчины, чтобы проникнуть к нам – они боялись, что мы
ранены, истекаем кровью, – вышибли чем-то тяжелым окно вместе с оконницей и
только так пролезли в баню. Вот теперь и тянет стужей. Поэтому мы переходим в
предбанник, где почти так же холодно (там окно разбито выстрелами, и это
стрелял не Долохов!), и торопливо одеваемся. Мужчины разбирают баррикаду у
двери. Долохов один раз обернулся…
Наверное, потому, что Валентина, спохватившись, спросила:
– А что с бабой Пашей?!
– Да нормально более или менее, – отвечает Долохов,
задумчиво наблюдая, как я, еще без свитера, только в лифчике, пытаюсь
застегнуть на джинсах «молнию», которая, как нарочно, начала заедать. – Они ее
только заперли в кладовке. Им не бабулька нужна была. Они вас искали!
– Да кто они такие?! – восклицает Валентина. – Это
разбойники какие-то местные, что ли?
