– Вот ваш чай, Андрей Викторович! Смесь собственного изготовления.
– Запах шикарный, – с видом знатока заявил Друбич.
– Спасибо. Компоненты общедоступны, но пропорции – моя личная тайна. Андрей Викторович, я хочу вам предложить нечто вроде шахматной партии. Допрос имеет много общего с шахматной игрой, как вы полагаете?
– Полагаю, что вы притянули эту теорию за уши, Александр Борисович, простите за прямоту. Разница между белыми и черными, основанная на праве первого хода, несоизмеримо меньше, нежели разница между правом задавать вопросы и обязанностью отвечать. К тому же в многоматчевом поединке соперники меняются фигурами, вы же всегда играете белыми; если партия отложена, вы идете отдыхать домой, ваш противник – в камеру; у вас, как у гроссмейстера, целый штаб советников, он – сам за себя; вы, проиграв, ничего не теряете, разве что испытываете легкое чувство досады, он теряет все, в первую очередь свободу. Я назвал десять отличий или продолжить дальше?
Турецкий протестующе замахал рукой:
– Это будет не совсем обычная партия!…
– Мне лично допрос больше напоминает вступительный экзамен. Против меня сидит некто, пытается подловить и уличить, свято веря, что на это у него есть моральное право, и даже считая это своей почетной обязанностью. А не поймав, жутко переживает и готовит новые каверзы. Единственная моя надежда, что я у него не один такой и он, растратив силы на других, оставит меня в покое.
Турецкий хотел возразить по существу и лишь в последний момент сдержался: снова пытается разозлить! И каков подлец – почти добился своего!
– В обычной партии соперники ходят по очереди, – сказал Турецкий, сделав вид, что реплика Друбича прошла мимо него, – но мне кажется унизительным торговаться с вами по каждому пункту моих подозрений, я уверен, вам – тоже. С вашего позволения, я сделаю сразу несколько ходов, а после вы столько же в ответ.
– А где гарантия, что у меня, когда придет мой черед делать ход, останутся фигуры на доске?
– Но мы же с вами интеллигентные люди, Андрей Викторович! Итак, я изложу вам некоторую теорию. Только не подумайте, что я буду фанатично ее отстаивать, это всего-навсего взгляд на события под определенным углом, а не каноническая их версия, не катехизис какой-нибудь, упаси боже! Я имею в виду события, произошедшие пятого-шестого мая сего года, а также в последние дни. Точку отсчета выберем недели за три до пятого мая. В тот день, когда Вадим Данилович рыбачил на водохранилище, открывал сезон. Поймал он рыбку большую и маленькую и уехал в Златогорск. А вы, Андрей Викторович, вернулись с полдороги и, посулив Абрикосову пять тысяч американских «зеленых», убедили его к следующему визиту полпреда сломать мотор лодки – с таким расчетом, чтобы он взорвался, когда Вершинин заплывет подальше от берега, а спасательные жилеты вытащить для просушки. Третьего мая вы попросили недельный отпуск и отправились дышать весенним воздухом в санаторий областного УВД, хотя сезон там еще не начался. К вашим услугам были более обустроенные места отдыха, но вы предпочли оказаться как можно дальше от места событий. Однако алчный Абрикосов к пятому мая успел проиграть в карты полученную от вас в качестве аванса несметную сумму и впал в тяжкие раздумья. Рассудив, что до получки он, скорее всего, не доживет, ушлый лодочник задумал продать информацию Вершинину. Он позвонил Вадиму Даниловичу и сообщил о готовящемся покушении. Но имел он в виду конечно же не начиненную взрывчаткой машину, как вы меня пытались уверить на предыдущем допросе, а тот самый злополучный мотор. Вашего имени по телефону он, правда, не назвал – надо же было за что-то и деньги получить. Вершинин отправил охрану вперед, избавился от шофера, заехал за вами в санаторий – вы были единственным человеком, которому он доверял, тем более в подобной ситуации, – и повез вас на водохранилище, чтобы на месте во всем разобраться, тут вы сказали чистую правду. По дороге вы чувствовали себя ужасно, поскольку каждый метр приближал вас к разоблачению. Во всяком случае, вы так считали, вы ведь не догадывались, что Абрикосов, еще раз хорошенько все взвесив, решил наплевать на деньги и сделать ноги. В двадцати пяти километрах от водохранилища вашу «Волгу» попытался остановить сержант ОМОНа Яковлев, который опаздывал на халтуру – он должен был дежурить на КПП в Зеленых Холмах, – он уже отчаялся поймать попутку и, когда вы тоже не остановились, с досады выстрелил в воздух. Выстрел слышали двое свидетелей, как назло оказавшихся менее чем в километре от места событий, а в лесу, да еще над болотом, звук выстрела слышен очень хорошо. Вы тоже слышали выстрел, и у вас мгновенно родился план спасения. Вы заехали за поворот, вышли из машины и выстрелили Вершинину в затылок из пистолета сквозь заднее стекло. И этот выстрел тоже слышали двое свидетелей. Схема происшедшего выглядит так:
В Златогорск. На водохранилище.
Болото Яковлев. Место убийства
После чего вы пешком вернулись к Яковлеву, за несколько минут убедили его взять вину на себя, объяснили ему, где следует стоять и что говорить, потом вызвали подчиненных, которые и задержали Яковлева. Оставалось убрать Абрикосова, и можно было рапортовать об удачно, несмотря ни на что, выполненном задании. Но Абрикосов, как мы выяснили, исчез с концами. На суде с Яковлевым проблем не возникло, но воздух колонии подействовал на него отрезвляюще, и ваше гипнотическое влияние стало ослабевать. Яковлев начал писать жалобы, в результате в Златогорске появился дотошный столичный адвокат, принялся поднимать материалы дела, искать процессуальные проколы и вообще всячески вас нервировать. А проклятый лодочник все никак не объявлялся. К тому же случилась еще одна напасть, предвидеть которую было нетрудно: новый полпред, Шангин, привез с собой нового начальника охраны, и вы остались не у дел, достойного поста вам не предложили, и вы предпочли выйти в отставку. Но при этом для заказчика убийства Вершинина вы из нужного человека превратились в ненужного, в лишнего, в того, кто слишком много знает. Тогда вы надоумили кого-то из своих бывших подчиненных шепнуть Шангину на ушко, что по городу ходят жуткие слухи: дескать, Вадим Данилович, царствие ему небесное, накануне трагической гибели готовил провокацию против местной знати – покушение на самого себя. Таким образом вы одним махом дезавуируете показания Абрикосова, паче чаяния он отыщется, и напоминаете о себе бывшему боссу в положительном смысле: теперь он снова в вас заинтересован, кто-то же должен уладить разгорающийся скандал. Когда в Златогорске появляется ваш покорный слуга, вы заставляете Осипова, Лемехову, а она в свою очередь – Рыжова разыграть передо мной спектакль. Они выводят меня на машину со взрывчаткой. Ваш босс перепуган: у него наверняка имеется многослойное надежное алиби в отношении убийства Вершинина, но он никак не ожидал, что следствие станет фабриковать против него обвинение в каком-то непонятном теракте, а со стороны мои действия выглядели именно так. Особенно если вы помогали ему их интерпретировать. В итоге на меня в открытую ополчился губернатор и то же самое, вероятно, сделал бы Бутыгин, если бы я, прислушавшись к вашему совету, нанес ему повторный визит. И когда противостояние достигло апогея, вы при помощи Рыжова развеяли в пух и прах версию про теракт, при помощи Осипова меня подставили и спасли босса. Отдаю вам должное, я до сих пор не вполне уверен, кто он: Бутыгин или Соловьев, – и именно поэтому у нас с вами есть предмет для переговоров. Вообще, Андрей Викторович, я искренне восхищаюсь вами! Вы провернули умопомрачительную комбинацию, допустив всего одну ошибку – по ходу дела скорректировали план, решили окончательно скомпрометировать меня, подсунув Дмитрию Голику выкраденные из обладминистрации документы. Оно того не стоило. Делу все равно не дали ход, а парнишка погиб. В чем была его вина, объясните? В том, что случайно оказался моим попутчиком в самолете?! Нехорошо, Андрей Викторович. Непрофессионально.
