— А собака как же?
— А собаку так за собой и таскал, некогда было
отцепить. Тебе самой-то не смешно?
— Не до смеха мне!
— Да пойми ты, Алка, не такой твой муж человек, чтобы
вот так уходить! Не в его это характере. Таким образом мальчишка семи лет может
из дому сбежать, чтобы в Африку поехать на львов охотиться или в космонавты, а
не солидный мужчина, доктор наук.
— И как же бедный Гаврик оказался там на шоссе?
— Вот, — Надежда стала серьезной, — я тебя к
мысли подвожу, что мужа твоего Тимофеева Петра Николаевича похитили.
— Что-что? Ты, Надежда, совсем сбрендила, везде тебе
преступления мерещатся. Да кому он нужен-то, зачем его похищать? Выкуп за него
будут требовать, что ли? Так у меня только триста долларов, больше ни копейки в
доме нет. Правда, я за него больше бы и не дала, но и этих жалко.
— А ты подумай как следует. Вот пошел он вечером в
пятницу гулять с собакой, оделся попроще, как всегда. Гуляет это он на пустыре,
вдруг подъезжает машина сзади, народу там не много, могли люди ничего не
заметить, хватают твоего Петюнчика, Гаврюше вкалывают лекарство и заставляют
Петюнчика писать тебе записку, чтобы ты его не искала. Запугали человека, он и
написал. А они у него отобрали ключи, пошли к вам домой, сделали разгром,
костюм выходной забрали, потому что это точно его вещь, по размеру видно —
сыновья-то в тебя удались, вон какие высоченные вымахали.
Прихватили они еще паспорт и деньги, а колечко и сережки
какая-то сволочь просто себе в карман украла. А про доллары они не знали, муж
твой им, естественно, не сказал ничего. И про остальные документы не доперли.
— А рукописи зачем взяли, весь ящик выгребли?
— Вот, может, его из-за этого и похитили, может быть, у
него в бумагах что-нибудь было. Ведь не зря он письмо спрятал про эту Анну
Руммо.
— Не про нее, а про ее дом, ее-то уже и на свете нет
давно. Спасибо тебе, конечно, Надя, за то, что ты за моего Тимофеева так
беспокоишься, а только все это ерунда, другая баба у него есть, это точно.
— Да с чего ты взяла-то?
— Так, наверное, дня четыре тому назад звонит мне на
работу какая-то женщина и говорит, что, мол, ах, простите, мне так неудобно, но
не могу молчать, у мужа вашего, говорит, на работе любовница есть молодая, и
весь отдел знает, всем неудобно, а они даже и не скрываются. Я, конечно,
сначала растерялась, а потом и спрашиваю, кто, мол, это со мной говорит,
представьтесь, пожалуйста.
Она говорит, пожалуйста, Белова Лидия Васильевна, старший
научный сотрудник, мужа вашего давно знаю и очень за него переживаю, а мы,
говорит, с ним уже лет пятнадцать вместе работаем.
— Вот это да, что же ты мне раньше не сказала, я тут
сижу, как дура, предположения строю. Ладно, пойдем все-таки поедим.
На столе в кухне сидела Марфа и спокойно вылизывала из
салата сметану. Алка подкралась и больно шлепнула кошку полотенцем. Марфа
улепетнула на балкон. Попугай бурно радовался в клетке.
Алка с Надеждой поели и даже выпили по рюмочке сухого вина,
которое Алка нашла в холодильнике — помянули бедного Гаврика. Алка опять
всплакнула, но уже просто, без надрыва. После обеда Надежда опять стала Алку
воспитывать.
— Послушай, как же так, у меня в голове не
укладывается, как же ты после разговора с той теткой, узнав такое про
собственного мужа, никак виду не подала.
— Да я хотела с ним объясниться, да ждала, пока Пашка
уедет, а потом выпускной, а потом я дома не ночевала, думала, как раз на этих
выходных поговорим, а приезжаю в субботу утром — его нет, остальное ты все
знаешь.
Надежда представила, как ей звонит на работу какая-то
посторонняя женщина и говорит, что у ее мужа, ее Саши, молодая любовница на
работе. Какая была бы у Надежды первая мысль? Не может быть!
А потом бы сразу к нему, поскандалить, все выяснить и
наплевать на всякую психологию.
— Алка, ты потому так спокойно ждала несколько дней,
что не поверила, да?
— Да, тогда не поверила, а теперь верю.
И потом я мимоходом успела его спросить, работает ли у них
такая Белова Лидия Васильевна? А он замялся так и говорит, что работает, а мне
зачем? Ну, я сразу разговор на другое перевела.
— Все-таки странно это. Никогда я за твоим мужем
никаких вывертов не замечала, всегда был спокойный разумный человек.
— Сама же говорила, что в районе пятидесяти у них
вторая молодость происходит, а если по-простому, то бес в ребро.
— Ну ладно, ты мне все же скажи, какие события у вас в
семье случились за последние несколько месяцев.
— Ну что, — Алка начала добросовестно
вспоминать, — Сашка уехал в Штаты, только это еще раньше было, прошлой
осенью, кошку кастрировали, Пашка руку сломал, она уже зажила, компьютер новый
купили, унитаз раскололся, всех соседей залили, пришлось не только новый унитаз
покупать, но и соседке еще за ремонт пятьсот долларов платить.
— Ужас, какие деньги! Слушай, это все интересно, но
немножко не то. А вот с мужем твоим что-нибудь из этих событий связано?
— Ну, я не знаю. Вот разве когда Марфе после операции
было плохо, думали, так и не отойдет от наркоза, я уже отступилась, так
Тимофеев ночь не спал, растирал ее, кофе поил, можно сказать, он ей жизнь спас.
— Благородный поступок, ну да я в его благородстве
никогда и не сомневалась. А еще что-нибудь было?
— Ой, слушай, что я все про унитазы, свекровь ведь
умерла полгода назад в январе! Я просто думала, что это еще раньше было. Да я
ведь тебе про свекровь и раньше говорила?
— Да, теперь припоминаю.
Алкина свекровь была по-своему замечательной женщиной.
Вырастив единственного сына одна, так как муж ее разбился на мотоцикле, когда
Петюнчику было семь лет, она выучила его, дала образование, помогла защитить
кандидатскую диссертацию и сдала в тридцатилетнем возрасте Алке с рук на руки.
По внешности и по характеру она была полной противоположностью своей будущей
невестке, поэтому приняла мудрое решение не жить с ней вместе ни дня. Она дала
в приданое Петюнчику их двухкомнатную квартиру, а сама, не тратя времени даром,
вышла замуж за своего старого поклонника, который к тому времени тоже овдовел.
Общение с невесткой она свела до минимума, то есть навещала семью сына только
по праздникам да в каникулы водила внуков по музеям. Таким образом, у Алки со
свекровью сохранялись идеальные отношения до самого конца жизни этой мудрой и
дальновидной женщины.
— Ну и что, когда мать умерла, муж твой сильно
переживал?
— Конечно, переживал, да ведь она болела, там давно к
этому шло. Послушай, — Алка озабоченно поглядела на Надежду, — может,
это смерть матери так на него повлияла, что он… — Алка выразительно
махнула рукой налево.
— Здрас-сте-пожалуйста, мать в январе умерла, а он
надумал только сейчас из дому уходить! На дворе-то сегодня что — июнь! Ты лучше
скажи, мать оставила ему что-нибудь?
