Здесь, в новом здании, не было громкой связи. Дежурная,
приняв звонок, сама поднималась с первого этажа на второй, где находились
комнаты отдыха, и осторожно стучалась в дверь именно той комнаты, где спала
бригада, которой предстояло отправиться на выезд. Ушел в прошлое хриплый рев
динамика, будившего всех – и кому надо ехать, и кому не надо. Наталья Ивановна
только удивлялась, почему раньше никто до этого не додумался: прийти, постучать
в дверь, тихо позвать… Дежурные, правда, жаловались, что по лестнице туда-сюда
бегать приходится, но ничего, терпели.
– Да встали, встали мы, – пробормотала Наталья Ивановна,
зевая, и включила лампу у изголовья. Фельдшеры, Иван и Катерина, водитель Костя
быстро обувались, накидывали куртки. Каждой бригаде была отведена особая
комната, без деления на мужские и женские. Все равно спали не раздеваясь. На
лицах медиков, конечно, не отыщешь особого восторга, но это и не мрачные,
исполненные отвращения к жизни физиономии, которые бывают у обычных людей,
разбуженных среди ночи, – профессиональная привычка всегда вскакивать в полной боевой
готовности!
– Что там у нас? Какой повод? – спросила Наталья Ивановна. –
«Белку» кто-то поймал?
На профессиональном языке этим словом обозначают белую
горячку.
– Да вроде «белки» нет, но прочего – всего понемногу, –
зябко кутаясь в платок (от недосыпу всегда знобит), пробормотала дежурная. – И
попытка суицида, и мания преследования… Так домашние сказали. Тяжелейшая
депрессия. Женщина пятидесяти лет.
– Понятно, – вздохнула Наталья Ивановна.
Да, возраст проблемный! Причем чем проще среда, в которой
эти женщины живут, тем с большей легкостью они с этими проблемами справляются.
Ну ей-богу, сорокапяти-пятидесятилетняя бухгалтерша или продавщица, она же –
бабушка, свекровь, по совместительству и теща, живущая с половиной своей
многочисленной фамилии, а то и со всей в полном составе в трехкомнатной
(хорошо, что не в двухкомнатной!) хрущобе, гораздо легче перейдет роковой
возрастной рубеж, чем какая-нибудь светская дама или, как это теперь называется,
бизнес-леди. Эти-то на роковых сороковых и таких же пятидесятых споткнутся
совершенно железно, ведь прекрасные дамы сей возрастной категории прежде всего
склонны преувеличивать «дефектность» своей внешности (по сравнению с
супербогатыми отлакированными девицами из журнала «Космополитен»). И как
следствие у них формируются, выражаясь профессиональным языком,
реактивно-депрессивные и ипохондрические переживания («я стала толстая, седая и
страшная», «жизнь прошла зря», «отныне мой удел – быть вечной клиенткой
гинеколога-эндокринолога» и т. п.). Ну, а если этот самый роковой рубеж
сопровождается неприятными телесными ощущениями (приливы крови к голове,
головокружения, слабость, обмороки и т. д.), то у таких женщин довольно-таки
часто диагностируются разнообразные истерические состояния, а то и более или
менее серьезные психические расстройства. Вплоть до попыток прервать течение
собственной жизни, то есть, проще говоря, покончить с собой.
Наталья Ивановна почему-то была почти уверена, что вот
этакую зажиточную заполошную истеричку она и встретит сейчас в квартире 48 в
доме номер 52 б по Ленинскому проспекту. И хотя она знала, что нет для врача
ничего глупее, чем строить предположения (и вообще, если тебе не нравится
работать круглосуточно и быть готовой в любую минуту подняться с постели, иди
лучше в участковые терапевты… хотя неизвестно, кстати, что хуже: по участку
бегать, а потом на приеме сидеть или по вызовам на «Скорой» мотаться), а все же
не смогла Наталья Ивановна сдержать легкой усмешки, когда вскоре увидела, что
совершенно не ошиблась в диагнозе, пусть и поставленном заранее.
Это была дама стройная (стройность ее подчеркивалась
обтягивающими джинсами и стрейчевым черным пуловером с рукавами-раструбами),
даже худая, из тех, кого с самыми лучшими чувствами называют жутким словом
«подтянутая», что в определенные годы звучит как насмешка, если не как прямое
оскорбление; с подкорректированными жизнью, а когда-то определенно точеными,
чеканными чертами смугло-бледного лица; с огромными черными глазами, полуприкрытыми
сейчас отекшими веками. Видно было, что она много плакала, тушь сохранилась
только в виде черных подглазий. И все же сразу становилось ясно: она
принадлежит к той категории женщин, которые следят за собой, как могут, бьются
за себя, любимую, до последнего мгновения, и эти усилия в обыденной, спокойной
жизни, пожалуй, себя оправдывают, но стоит даме попасть в ситуацию
неуправляемую, неподконтрольную – и замаскированный возраст не просто себя
выдает, но мстит сторицей.
В обыденной жизни Наталья Ивановна таким женщинам
завидовала. В нештатных ситуациях – втихомолку злорадствовала над ними. Но,
конечно, профессионально себя сдерживала. И сейчас ловко спрятала насмешливую
улыбку при виде седины у корней черных, небрежно забранных заколкой волос.
Ну-ну…
Нижний Новгород, наши дни
– Ну и как ваши впечатления? – спросил Алексей озабоченно. –
Знаете, на самом деле мне кажется, все довольно прилично прошло. На ребятишек
вы произвели, кажется, очень хорошее впечатление. Я ожидал черт знает чего, но
они были тише воды ниже травы. Особенно Галка меня поразила!
Да уж… Давно, а может быть, и никогда Алене не приходилось
видеть такой смеси выражений в устремленных на себя женских глазах! Основным
компонентом, конечно, было изумление. Да и она сама таращилась на Анжелу не без
оторопи. Что бы все это значило? Розыгрыш? Недоразумение? Иван подсел к чужому
столику, и эта отвязная автобусная чокалка вовсе не его невеста, не дочь
Алексея? Что только не приходило, вернее, не влетало в голову Алены за это
мгновение полного ступора, в который она впала! Однако до ее слуха наконец
долетел голос Алексея, который представил сначала ей дочь Галину, а потом ее,
Алену Дмитриеву, представил дочери… И впрямь выходило, что Анжела не кто иная,
как его дочь!
Во времена незапамятные Алена очень увлекалась
«Санта-Барбарой» (да и разве она одна?), поэтому, само собой, ей не могла не
прийти в голову мысль о каких-то близнецах, подкидышах, о патологическом
сходстве дальних, не знающих друг друга родственников… А пуркуа бы и не па. Она
и сама в своих детективах и любовных романах не раз отдавала должное этой теме,
так что сейчас готова была поверить: Галя – это одно существо, а Анжела –
совсем другое, однако выражение глаз Гали было предельно красноречивым.
Алексей, видимо, слишком обрадованный тем, что дочь с первой секунды не начала
швырять в невесту красивые ресторанные тарелки, то ли не замечал ничего
странного, то ли не хотел замечать, однако Иван так и шнырял глазами то на
Галю, то на гостью.
Между тем около столика засуетились официанты, а Галя
отодвинула стул и встала:
– Я сейчас вернусь. Никому больше не нужно в дамскую
комнату?
