В конце концов, однажды вечером, когда он выходил из подъезда НИИ, рядом с ним затормозила машина. Новенькая двадцать четвертая «Волга», уже само наличие которой возводило автовладельца в те годы на недосягаемый для простого человека уровень.
Передняя дверца распахнулась, и Эдик увидел смуглого парня в темных очках.
– Эй, иди сюда. Разговор есть, – грубо произнес он, обращаясь к Эдику.
Кипарис ожидал, что рано или поздно этот момент наступит. И был к нему готов. Поэтому он подошел к машине и в тон пассажиру «Волги» спросил:
– Ну? Чего надо?
Смуглый смерил его взглядом из-за темных, почти черных стекол и процедил:
– Тебя приглашает Жора. Поговорить надо.
Эдик не стал спрашивать, кто такой Жора. Он прекрасно знал это имя. Жора Триппель был одним из главных конкурентов не только Кипариса, но и многих других занимающихся фарцой давно и всерьез. Появившись в Москве всего около двух лет с небольшим капиталом, этот казахстанский немец с поразительной быстротой, что называется, «поднялся». Он разорил или взял к себе на службу многих мелких фарцовщиков. Поначалу его никто не принимал всерьез, хотя его странная фамилия то и дело возникала в разговорах. Его постановили считать чем-то средним между триппером и ниппелем и попытались выжить. Но это никому не удалось. Эдик даже слыхал, что Триппеля побаивается сам Яша Островский. О Жоре бродило много самых разноречивых слухов, говорили даже, что у него есть лапа в Моссовете. Короче говоря, Жора стал серьезным человеком, и говорить о сходстве его фамилии с венерической болезнью или деталью велосипедного колеса стало как-то не принято.
Поэтому Эдик и не стал возражать, получив приглашение.
– Где? – спросил он.
– В «Праге», – ответил смуглый, – садись в машину.
Кипарис покачал головой:
– Спасибо. Я на своей.
Меры предосторожности никогда не помешают. Да и к тому же ему не хотелось оставлять свой новенький «жигуленок» без присмотра.
Смуглый пожал плечами:
– Как хочешь. Жора ждет на втором этаже, в зале.
Волга немедленно тронулась с места и умчалась прочь.
Через полчаса Эдик поднимался по лестнице ресторана «Прага». Когда он зашел в зал, то сразу нашел глазами столик, за которым сидел Триппель вместе со своими ребятами, среди которых был и смуглый из «Волги».
Эдик подошел к столику. Увидев его, все замолчали. Триппель поднял бесцветные глаза и исподлобья глянул на Кипариса:
– Привет, Эдик. Рад, что ты пришел. Садись, поговорим.
Он издал губами еле слышный свист, и его молодцов как ветром сдуло. Эдик сел напротив немца.
У Триппеля была кожа цвета несвежего постельного белья, сивые, висящие, как сосульки, бледные волосы и мелкие черты лица. Субтильное телосложение дополнялось полным отсутствием ресниц и бровей, сжатыми в струнку бледными губами и длинными, похожими на две плети кистями рук. В общем, Триппель, мягко говоря, был так же некрасив, как и его фамилия.
– Наконец-то, Эдик, мы с тобой сидим за одним столом, – начал он своим скрипучим, как пенопласт, голосом, – а ведь давно занимаемся одним делом. Коллеги как-никак. Давай выпьем, поговорим о том о сем, может, придем к какому-нибудь общему решению. А?
– Может быть, – индифферентно ответил Эдик.
Триппель плеснул в рюмки драгоценного «Камю» из темной матовой бутылки и поднял тост:
– Давай, Эдик, выпьем, чтобы нам ничто не мешало договариваться по-хорошему.
Чокнувшись, они выпили. Триппель сунул в рот ломтик лимона и кусочек шоколада.
– Зачем звал, Жора?
Триппель хитро улыбнулся:
– Ну неужели коллеги не могут просто так посидеть поговорить. Вместе обсудить свои дела? А?
– Насколько я помню, Жора, у нас с тобой общих дел пока не было, – довольно холодно ответил Эдик.
Триппель пожал плечами:
– Ну так за чем же дело стало? Давай сделаем так, чтоб были эти общие дела. Как ты на это смотришь? Ты мне поможешь, я тебе помогу – всем хорошо будет.
Надо сказать, в Триппеле сплелись немецкая аккуратность и деловитость с восточной хитростью и эгоизмом. В результате это дало просто горючую смесь. Может быть, именно в этом и крылся его успех?
– Жора, давай начистоту, – не выдержал Эдик. – До сих пор мы с тобой были конкурентами. Если ты придумал новый способ взаимовыгодного сотрудничества конкурентов – пожалуйста, поделись.
Триппель поцокал языком.
– Ну зачем ты так? «Конкуренты». Как будто мы враги какие-нибудь. Мы можем сотрудничать, и, по-моему, ничего в этом сложного нет.
– Сотрудничать мы сможем, только если кто-то из нас уступит свое дело другому. Я так думаю. А я своим делом дорожу. Ты по-немецки, кажется, хорошо понимаешь? Так вот, немцы говорят «Кляйне абер майне». Маленькое, но мое. Так что имей в виду, я своим делом ни с кем делиться не собираюсь. И с тобой в том числе.
Глаза Триппеля сузились в две маленькие щелочки. Он отправил в рот еще один кусочек лимона и начал:
– Ну что же, ты был откровенен, я тоже скажу тебе откровенно, зачем я тебя позвал. Я хочу договориться с тобой по-хорошему. Мне кажется, последнее время дела у тебя идут не очень хорошо.
– В жизни бывают спады и подъемы, – осторожно ответил Эдик. Он давно догадывался, что все происшествия – это дело рук Триппеля. И что рано или поздно этот аргумент будет использован в разговоре с ним.
Жора усмехнулся:
– Иногда периоды спада могут затягиваться. Знаешь же, в какой стране живем. Малейшая ошибка, шаг влево, шаг вправо – расстрел…
Триппель был прав. За спекуляцию валютой в особо крупных размерах по советскому Уголовному кодексу полагалась высшая мера наказания. Расстрел.
– …Поэтому не лучше ли сделать так, чтобы избавиться от этой суеты раз и навсегда. Ты, я слышал, занимаешься этим уже больше десяти лет. Не надоело?
Если бы тот же вопрос Эдик задал самому себе, и еще в спокойной обстановке, неизвестно, что бы он ответил. Действительно, суеты и риска было очень много. Кроме того, за эти годы Эдик успел сколотить довольно большую сумму, лежащую в укромном уголке подвала его дачи, в неприметной консервной банке в кухонном шкафу. Однако то, что он не может полноценно воспользоваться этим богатством, терзало Кипариса почти так же, как Александра Корейко из бессмертного «Золотого теленка». Конечно, он успел обзавестись новой квартирой, дачей, машиной, всем необходимым – не дешевым, но и без роскошества, чтобы не привлечь внимания органов. Иногда Эдику казалось, что деньги, которые он прятал, так и сгниют в тайниках. А тогда зачем это все надо было?
Так что, может быть, сам себе на вопрос «не надоело?», Эдик бы и ответил положительно. Но сейчас, на вопрос конкурента, он покачал головой:
