— Прошу, — снова склонил голову с огромной плешью и венчиком седых волосенок вокруг нее этот неизвестный человек. — Меня зовут Алексеем Митрофановичем. Юрисконсульт. Веду некоторые дела, так сказать... Прошу, прошу, Александр Борисович, не стесняйтесь и чувствуйте себя вполне хозяином положения.
— А почему я должен стесняться? — хмыкнул Турецкий. — Или чувствовать себя иначе?
— Ну мало ли... воспитание, то-се... А у нас тут запросто, по-свойски. Наш столик — во-ои, в глубине, видите? Уже накрыт. Так... легкая закуска, прочее... для доверительного разговора, не больше.
— Так это вы и есть мой таинственный собеседник? —- уже и не удивился Турецкий.
— Я самый, с вашего позволения, любезнейший. Прошу к столу...
Он заказал хорошее рыбное ассорти, будто предварительно узнал вкус Турецкого. Предложил —- на выбор — водку, коньяк, любые иные напитки, Александр Борисович под рыбу предпочитал исключительно водку. Налили, чокнулись по-русски — за знакомство — и выпили. Стали молча закусывать. А толстячок-то «рубал» с приличным аппетитом. Так, словно заранее постился. Либо, выполняя чью-то волю, «сорил» не своими деньгами.
Но еще он, оказывается, обладал и непонятным шестым или неким иным чувством читать чужие мысли. Словно почувствовав, о чем думает его визави, он вдруг резко остановился, прекратил жевать, отложил вилку и остро взглянул в глаза Турецкому.
— Это, — он показал пальцем на тарелки с едой, — от нас не уйдет. Если позволите?
— Валяйте, — простецки ответил Турецкий. — Внимательно слушаю вас, Алексей Митрофанович.
— Вы хотите знать, кто и почему убил Володю Меркеля, Гарика Шилли, наконец, Ваню Герасимова, так?
— Для начала так, — кивнул Турецкий, — но не только.
— А кто еще вас может интересовать? — Толстячок сделал озабоченное лицо.
— Если разговор у нас конкретный, что ж... Я полагаю, убийство Нестерова и его спутников, похищение женщины — известной балерины — тоже имеют вполне конкретных исполнителей. Не говоря уже о заказчике, верно? А вы, я слышу, говорите о покойниках как о своих приятелях — Ваня, Гарик?
— А что же вы хотите? Мы же были все словно одна команда. И поэтому потеря для всех нас невосполнима, да, представьте себе... — Он изобразил на лице вселенскую грусть.
— Из этого должен последовать вывод, что вы не знаете убийц?
— Увы... это мы все как раз, к сожалению, знаем. И даже очень хорошо...
— И вы готовы поделиться со мной своими знаниями, так?
— Вы угадали, а иначе зачем бы нам с вами здесь сидеть? И что, разве нет куда более приятной возможности провести время? Окунуться в ночную жизнь, полную сказочных соблазнов? А мы — здесь...
— Ну так уж и не томите, — с иронией заметил Турецкий. — А то и ночь пройдет без всякой пользы, и соблазны рассеются, как дым.
— Вы в юности стихов не писали, нет?
— В юности я другим делом занимался. А стихи в основном читал. Так на чем мы остановились?
— Вы понимаете, Александр Борисович... — Толстячок задумался.
Или сделал вид, что он как бы сам себя в настоящий момент поставил перед весьма ответственным выбором: сказать чистую правду либо отделаться намеками на полуправду. Странно, если иметь в виду, что это он назначил ночное свидание, а не ему, и уж тем более не Генеральная прокуратура.
— Я постараюсь все понять правильно, — поощрительно кивнул ему Турецкий.
— Да, я в курсе ваших способностей.
— Так зачем же церемонии?
— Это не церемонии. Поймите и вы меня правильно, речь идет о большой человеческой трагедии... О великой несправедливости. О... Впрочем, зачем мне пересказывать вам поистине шекспировские сюжеты?
— Обожаю классику, — спокойно констатировал Турецкий, снижая намечающийся «накал страстей». И угадал: успел заметить быстрый брошенный на него, словно бы испытующий, взгляд юриста. Подумал, что надо бы Юрку Гордеева спросить про этого деятеля, Юрка — толковый адвокат и наверняка знает о нем. Значит, не забыть. Но это — завтра. Турецкий машинально взглянул на часы и решил, что уже, можно считать, сегодня — было около полуночи. А дело между тем стояло на месте.
Заметив, естественно, нетерпеливый жест Александра Борисовича, юрист с легким вздохом, свидетельствующим скорее о том, что он вынужден подчиниться обстоятельствам, нежели поступает по велению совести, отложил свой прибор и подпер голову, устроив подбородок на скрещенных пальцах. Приготовился, надо понимать, к длительной исповеди, направленной на то, чтобы убедить слушателя в полной своей искренности и желании всячески помочь свершиться справедливому правосудию. В том смысле, как понимали это основные руководящие лица акционерного общества «Норма».
И самозабвенно занимался этим следующие полчаса...
3
Рассказ, как быстро понял Турецкий, преследовал единственную цель — доказать тезис, который мог бы звучать следующим образом: не все так просто, господа, как вам кажется либо того хочется. И даже очевидные факты порой трактуются неоднозначно. Ну что ж, и такое бывает. Но основная ошибка юриста заключалась в том, что он, еще, видимо, ничего не зная о показаниях балерины, слишком поторопился исполнить указание своего хозяина. Или новые факты, вскрывающие отчасти подноготную семейных отношений Нестерова и Масленниковых, просто не успели сюда дойти. А Турецкий внимательно читал показания Светланы Волковой, обращая особое внимание именно на взаимоотношения дяди и племянника — и прежние, и нынешние, вплоть до эпизода на набережной. И об обстоятельствах убийства водителя Нестерова — бывшего спецназовца — также читал, и о смерти любителя мотоциклов, и о деталях похищения Светланы узнал от Вячеслава, который лично провожал его в Шереметьеве и с явным смущением рассказывал о том, как опозорились Денискины сыщики. Ну стыд, известно, не дым, глаза не выест, а вот девушку действительно жалко. Если бандиты ее «расколют», судьба ее весьма незавидна — это они с Вячеславом прекрасно понимали. И не строили никаких иллюзий. Да и в том, что обязательно «расколют», можно было, к сожалению, тоже не сомневаться. И спасти ее могло только чудо...
Ну какое, например? Слушая юриста, Турецкий как раз думал об этом.
Первое. Если бы Вампир принимал личное участие в похищении и допросе женщины, нынешнее ночное рандеву с его доверенным юристом, как представился Алексей Митрофанович, вряд ли бы состоялось. Значит, Вампир где-то здесь, в Европе, скитается, а не в России. Скорее всего, и не в Германии, где после трех вызывающе дерзких убийств, практически повальных обысков и изъятий документации в его фирмах Максим Масленников объявлен в розыск. Но он наверняка и недалеко, к примеру, вполне может временно обосноваться на Кипре. Или в Польше. А поскольку вынужден теперь скрывать место своего пребывания даже, вероятно, и от своих людей, известия из России к нему доходят с большим опозданием.
