– Все равно! – твердо произнес Турецкий. – Выяснить надо! Не исключено, что в дальнейшем нам придется и это дело взять к себе. Связь уже имеется. Этот Толик нанес тяжкие телесные повреждения Олегу Мухину, а его убил Бекбулатов.
– Понял! – кивнул Папалаев.
Александр посмотрел на часы и пробормотал:
– Вот-вот из прокуратуры на Метрополитене мне должны подвезти дело Сергея Мухина. Посмотрим его и тогда уж окончательно решим, как будем сегодня действовать… А пока не стоит терять времени… – И, сняв телефонную трубку, он набрал номер начальника МУРа. – Сейчас я попрошу нашего дорогого Вячеслава Ивановича выяснить, кому же принадлежит этот медальон…
Папалаев взял в широкую ладонь еще один стоявший на столе телефон, и, поддерживая провод, оттащил его метра на три в сторону. Под непонимающие взгляды присутствующих он сел на стул и, поставив аппарат на колени, пояснил:
– Это чтобы не мешать Александру Борисовичу! – Опер снял трубку: – Узнаю пока, как там поживает этот паразит Бекбулатов…
Марат лежал на нарах и рассматривал надписи, которыми были покрыты стены камеры. Наряду с примитивными «Здесь был Петя Пукин» и «Менты – козлы!» встречались и настоящие перлы. Какой-то умник, например, нацарапал под самым потолком: «Крайне не удовлетворен условиями содержания в данном учреждении и возмущен творящимся здесь беспределом. Обращаю внимание международной общественности на общее состояние российских пенитенциарных заведений!» Бекбулатов никогда не слышал слова «пенитенциарных», но из контекста ему было ясно, что имел в виду автор. «Ишь ты… – усмехнулся Марат. – К международной общественности обращается… Откуда тут может взяться международная общественность? Если только пару хохлов без регистрации приведут…» Он перевел взгляд ниже. Чем-то черным на стене было выведено целое стихотворение:
Да здравствует свобода!
Вот выпустят меня,
И прибежит ко входу
Любимая жена!
Б. Махмановский
Слова «меня» и «жена» рифмовались не очень, и поэтому кто-то предложил свой вариант стиха:
Да здравствует свобода!
Придешь домой – и тут
Увидишь, как у входа
Твою жену…
Дальше было замазано. Причем замазано, судя по всему, самим Б. Махмановским, потому что рядом виднелась приписка: «Моя жена верная!» Это утверждение, впрочем, оспаривал неизвестный автор расположенного ниже сообщения: «Как же, „верная“! Твою Махмановскую весь квартал…» Следующее слово опять оказалось замазанным. Очевидно, супруг дамы, чистота морального облика которой подвергалась сомнению, бывал в этой камере неоднократно и имел возможность цензурировать не устраивающие его тексты.
«Пока он тут сидел, она и проводила время со всем кварталом…» – усмехнулся Марат и продолжил изучение надписей. «Если кто увидит Кирюху Косого, передайте, что я ему коки оторву!» – предупреждал некий Цыба. Ниже было нацарапано: «Я тебе, Цыба, сам коки оторву!» – и подпись: «Кирюха Косой». А еще ниже Марат прочел: «Седьмого декабря в этой камере друг другу оторвали коки Цыба и Кирюха Косой».
«Встретились, значит…» – заключил Бекбулатов.
Ему стало скучно, и он закрыл глаза. О своем положении Марат старался не думать. Оно было слишком ужасным, чтобы выматывать и без того истощенную нервную систему гаданием о грозящей ему участи. Кроме того, Бекбулатов твердо верил в помощь покровителей, которым вчера позвонил. Это был его единственный шанс.
Кирилл Васильевич Зуев, который только что привез Турецкому дело и рассказал о своей вчерашней поездке на турбазу, ждал, что скажет сидящий напротив «важняк». Александр Борисович между тем задумчиво рассматривал предъявленную ему Зуевым фотографию.
– Поезд уже вышел из тоннеля… – сказал Турецкий. – Но не видно, чтобы кто-то пытался столкнуть Мухина с платформы…
– Вот-вот… – подтвердил Кирилл Васильевич.
– Н-да… – почесал затылок «важняк». – Тут что-то непонятное…
Жуков, Папалаев, Грачев и Попков, стоявшие за его спиной и тоже разглядывавшие снимок, молчали.
– Ну? – обратился к ним Турецкий. – Что скажете?
– Значит, его толкнули позже… – предположил Папалаев.
Зуев покачал головой:
– Между Мухиным и кабиной около пятнадцати метров. Это расстояние поезд прошел меньше чем за секунду. В таком случае, кто-то из окружающих Мухина людей должен был хотя бы подготовиться к тому, чтобы его толкнуть. Он ведь мужчина крупный, такого не просто сбросить – подвинуть-то трудно!
– Да, это факт… – сказал Жуков.
– Вот! – продолжил Зуев. – А как мы видим, на снимке все исключительно спокойны и в сторону Мухина никто даже не смотрит…
– Какая противная рожа вот у этого мужика… – показал Папалаев на одного из запечатленных на фотографии. – Нос сплющенный, как будто по нему молотком долбили…
Жуков хмыкнул:
– Мы с тобой тоже не Алены Делоны, но это же не значит, что по этой причине нас надо в убийстве обвинять…
– Да я и не обвиняю… – возразил Папалаев. – Я просто так… Очень уж колоритный тип…
– От него до Мухина больше метра. Он бы все равно не дотянулся… – сказал Кирилл Васильевич.
– Значит, никто из бывших на месте трагедии не заметил, что Мухина столкнули? – спросил Турецкий.
– Нет. Те, кого удалось опросить сразу, сказали, что он, скорее всего, прыгнул сам… Хотя точно в этом никто не уверен – все-таки была толкучка… Тем не менее первоначально мы квалифицировали это происшествие как несчастный случай…
– Так, может, он и правда сам? – предположил Жуков.
Зуев замотал головой:
– Судмедэксперт в этом сомневается… Перед прыжком у самоубийц напрягаются все мышцы, и это потом сказывается на характере кровоподтеков… В данном же случае удалось установить, что тело Мухина не успело напрячься в достаточной степени. Так бывает именно тогда, когда человека неожиданно и очень резко толкают…
– Но кто ж его толкнул-то? – в недоумении воскликнул Папалаев. – И главное – как?
– Вот это нам и предстоит выяснить… – сказал Турецкий и посмотрел на Зуева: – Вы, уважаемый Кирилл Васильевич, изымите, пожалуйста, в метро всю видеопленку за тот период, в который случился этот наезд… – «важняк» чуть помолчал и добавил: – И еще нам предстоит выяснить, что за папка была у Мухина, когда он вошел в метро, и куда она потом пропала…
– Таня, где бумаги?! – Редников тряс перед девушкой раскрытой папкой. – Куда ты их дела?!
– Выбросила!
Они стояли в коридоре перед трюмо. Некоторое время назад, после того как молодые люди проснулись и позавтракали, Герман решил еще раз просмотреть документы, из-за которых позавчера перевернулась его жизнь. Но, к его изумлению, папка была пуста.
