Тетя Паша спровадила посетителя к самой вредной медсестре
приемного отделения, которая своим занудством, подозрительностью и
придирчивостью дала бы сто очков вперед любому сотруднику Смерша, и кинулась
звонить по телефону, оставленному ей соседом. Поляков сразу понял, что связник
явился уточнить участь Бродяги, проверить сообщение Проводника. Значит,
Коноплев ничего не сообщил? Или его сообщение еще не пришло в разведшколу? Или
ему перестали доверять? Его тоже решили проверить? Впрочем, сейчас было не до
раздумий над всеми возможными вариантами. Поляков немедленно отправил в
больницу машину с сотрудниками, одетыми в штатское. Они успели вовремя, чтобы
увидеть, как человек с печальным выражением лица (а какое лицо еще должно быть
у «племянника», если он услышал о смерти «родного дядюшки», Степана Мефодьевича
Босякова?) вышел на крыльцо больницы и побрел по улице, изредка спрашивая у
прохожих, где находится остановка автобуса, идущего… на Автозавод.
«К Коноплеву едет! – сообразил Поляков, которому это
передали по телефону, и только головой покачал, сам себе дивясь: ну вот,
поддавался каким-то глупым иллюзиям, не верил в очевидное… Теперь все
выяснится. И поди-ка объясни начальству, почему в свое время не поставил засаду
на квартире Коноплева, куда, конечно, явится связной. – Надо, конечно,
последить за ним, хотя какие тут могут быть сомнения?»
Он приказал своим сотрудникам «вести» связного.
Двое сели (вернее, влезли) в тот же битком набитый автобус,
в котором поехал и связной. Двое следовали за автобусом на автомобиле.
И вот наконец центр Автозавода – конечная остановка. Связной
немного побродил по площади, определенно проверяясь, причем очень умело.
Впрочем, к тому времени его сопровождающие уже сменились. Поляков сам приехал
со второй группой агентов и теперь из автомобиля нетерпеливо наблюдал за
невысоким тщедушным мужчиной с неприметным, невыразительным, словно бы
смазанным лицом и суетливыми повадками. Если связной приехал на Автозавод
встретиться с Коноплевым, он должен будет идти или к Северной проходной (там
находился телефонный узел), или на улицу Первой Пятилетки (там жил Коноплев).
Однако связной отправился к райсовету Автозаводского района (его вел один из
агентов майора Полякова, тот самый лейтенант Пестряков, который когда-то
работал с парашютистами, а теперь возглавлял опергруппу, приданную в помощь
Полякову) и спросил дежурного, как найти бухгалтера райсовета Пантюхина Федора Федоровича.
Дежурный позвонил по внутреннему телефону и узнал, что
Пантюхин на совещании, которое окончится не раньше чем через час, как раз к
концу рабочего дня. Связной сначала послонялся у входа в райсовет, но недолго –
словно на что-то решившись, торопливо двинулся в сторону улицы Первой
Пятилетки.
«Неужели все же к Коноплеву?» – разочарованно подумал
Поляков.
Ну да, связной направлялся именно к цепочке двухэтажных
домов, построенных для младшего состава ИТР Автозавода в качестве временного
жилья, да так и стоявших по сю пору. В одном из тех домов жил Коноплев.
И вдруг Полякова осенило! Он вспомнил, что часть квартир в
домах ИТР была выделена жильцам, работающим на других предприятиях. По этому
поводу автозаводцы, чьи квартиры ушли на сторону, писали много возмущенных
писем и даже доносов в НКВД.
– Лейтенант, немедля в жилконтору! – приказал Поляков
Пестрякову. – Список всех жильцов дома 16 по улице Первой Пятилетки! Хватай
машину, мчись на всех парах – и, как только список будет у тебя на руках, прямо
от домоуправа звони мне. Я буду в отделении милиции, в кабинете начальника.
Прошло минут тридцать. Лейтенант искал список жильцов,
Поляков ждал у телефона, двое агентов «вели» связного. Наконец раздался звонок.
– Список у меня, товарищ майор, – доложил Пестряков.
– Читай, – велел Поляков, уже не сомневаясь в том, какую
фамилию вскоре услышит.
– Шилов, Конюхов, Москаленко, Коноплев, – перечислял
лейтенант фамилии квартиросъемщиков. – Иващенко, Пантюхин…
– Стоп! – крикнул Поляков. – Пантюхин? Как его имя-отчество?
– Кого, Пантюхина? Федор Федорович.
– Вот так! – радостно воскликнул Поляков и, выяснив еще
состав семьи Пантюхина (он был бездетным, жил вдвоем с женой в отдельной
однокомнатной квартире), положил трубку, даже не замечая, что улыбается во весь
рот. Теперь он был почти уверен, что Коноплев узнавал в больнице о судьбе
Бродяги не по собственной воле, а по просьбе Пантюхина. К примеру, Коноплев
зачем-то ехал «в город», как называли жители окраины Энска его центр, а
Пантюхин попросил справиться о здоровье приятеля, недавно угодившего в
больницу. Вполне объяснимый интерес, который ни у кого никаких подозрений не
вызовет.
«И чего я радуюсь, идиот, будто подарок получил? – сам себя
спросил Поляков. – Мне-то какой прок с того, что супруг Марфы Никодимовны не
шпион фашистов?»
Прок состоял в том, что теперь не было надобности доносить
Храмову на ее супруга, вот что!
Конечно, глупая сентиментальность. Конечно, конечно! И все
же Поляков был почти счастлив сейчас. Девушка с покатыми плечами и волнистыми
белокурыми волосами – Марья Никодимовна в молодости – снова представилась ему.
«Да, может, у нее в жизни не было ни покатых плеч, ни кудряшек на висках», –
подумал Поляков насмешливо, но это не имело никакого значения.
«Тетю Пашу я заставлю молчать о Коноплеве, – размышлял он,
прикидывая план дальнейших действий. – Что-нибудь придумаю… Сейчас надо все
силы бросить на сцепку: Пантюхин – связник… Вернее, Контролер – связник!»
В том, что существование Контролера шефы разведшколы держали
в секрете от Проводника, ничего удивительного не было. Чем меньше общаются
между собой агенты, тем меньше вероятность их провала. Однако и Пантюхин,
похоже, не пользуется у своих хозяев большим доверием, если его сообщение
понадобилось проверять. Или у него не было оперативной связи с Центром?
Ничего, рано или поздно ответ на все вопросы будет получен.
А что происходит сейчас? Связной, видимо, решил дождаться Пантюхина около его
дома, чтобы не мелькать больше в райсовете. Встречи их нельзя допустить!
* * *
Ольга очнулась оттого, что ее кто-то мягко, но в то же время
чувствительно пошлепывал по щекам.
– Очнись, ну, очнись! – назойливо бился в уши женский голос.
