Фамилия кочегара была Аболс, звали его Карлис. По
национальности он был латыш, однако всю жизнь прожил в Энске, даже и родился
тут от родителей-латышей, эвакуированных в Энск еще в годы империалистической,
осенью 14-го года. Таких здесь было немало, многие из них в 37-м угодили в
агенты самых разных разведок мира – в воображении следователей, как правило.
Был репрессирован старший Аболс, Марис. Он умер в лагере через год. А Карлис
Аболс и в самом деле теперь стал агентом чужой разведки. Но до 37-го года жизнь
его складывалась вполне обыкновенно. Жил, учился, работал, женился… Жена его,
впрочем, была русская, откуда-то из южных царицынских степей. Познакомились они
в Энске, где Карлис Аболс учился в железнодорожном институте. Молоденькая Анфиса
Тарабаева приезжала торговать красной рыбой домашнего улова, соления и
копчения. Стерлядь-то в Волге близ Энска водилась, а вот настоящая осетрина
[10] – нет, потому расторговывалась Анфиса быстро, а потом бегала по вечеринкам
и посиделкам вместе с сестрой Фросей, которая училась в Энске на телефонистку.
Познакомившись с красивым, молчаливым Карлисом, Анфиса перестала торговать
рыбой и тоже поступила в техникум, тоже стала телефонисткой. Потом Карлиса
забрали в армию. В 1939 году советские войска вошли в Прибалтику. Карлис
побывал на родине, но остаться в Латвии не захотел – вернулся в Энск. Мать
поговаривала о возвращении в Ригу. А тут война! Аболсов, да и всех еще не
тронутых прежде прибалтов, начали тягать в органы на допросы, кого и в
фильтрационные лагеря отправили. Попала в лагерь и мать Карлиса. Сам он
попросился снова в армию, в действующую армию, и его взяли. Не то, конечно,
угодил бы за колючую проволоку. Однако до фронта Карлис не добрался: эшелон
призывников был разбомблен, едва отъехал от Энска. Многие погибли. С перебитой
ногой, с обожженным лицом, Карлис Аболс вернулся домой и, отлежав в госпитале,
устроился работать по той единственной специальности, которая ему, латышу, сыну
репрессированных родителей, была открыта, – он стал кочегаром «четверки». Забыт
Энск, забыт институт инженеров железнодорожного транспорта. Аболс жил в
Большаке, жена работала на станции телефонисткой.
И Поляков понял, что этих людей он, скорее всего, и ищет.
Вдобавок жили они на улице имени Лампочки Ильича… В Большаке, чуть ли не в
первом после Энска городе области, провели в 35-м году электричество, поставили
в квартирах счетчики, а одну из улиц назвали в честь великого события. И Аболс,
очевидно, именно поэтому взял такую кличку – Счетчик. Чтоб голову не ломать!
Сложный ларчик, как бывает очень часто, открывался просто.
Когда завербовали Аболса? В Риге в 39-м году? Или раньше,
когда кто-то из прежних знакомых родителей приезжал в Энск? Может быть, именно
в 35-м? Или позже, уже после начала войны, когда у Аболса уже начали копиться
непримиримые обиды на Советскую власть – его собственные, не только
родительские? Это еще предстояло выяснить, но главное сейчас – не его старые, а
теперешние связи.
Поляков нарочно съездил на вокзал к приходу «четверки» и,
смешавшись с толпой, смог близко рассмотреть кочегара. Стало понятно, почему
Аболс не пошел сам узнавать о судьбе Бродяги в больницу. Ему не удалось бы
остаться незамеченным – с его-то сильно хромающей походкой, с обожженным лицом,
покрытым тонкой пленкой глянцево-розовой кожи. Он предпочел очень обходной,
вернее, очень объездной путь, который обеспечивал ему безопасность. Однако
задание осталось невыполненным.
Это наводило на некоторые размышления. Похоже, Аболс не
склонен очертя голову бросаться в авантюры. Он семь, а то и восемь раз отмерит,
один раз отрежет. Он очень беспокоится о своей безопасности. Да, да, «объезд»
был продуман безупречно. Несчастная случайность подвела.
Вот, наверное, негодовал он: стоило один день пропустить, а
Пантюхин возьми и именно в тот день отправь свое письмо! Да и пропуск произошел
по причине случайной, нелепей и придумать трудно: Аболс споткнулся на крыльце и
упал, ударившись головой, да так, что потерял сознание и пролежал без памяти
несколько часов, пока жена не пришла с работы. «Четверка» ушла в Энск без него.
И письмо пришло без него, и было получено Пантюхиным, хотя этого не должно было
произойти…
На другой день, несмотря на то что врач подозревал
сотрясение мозга и предлагал больничный, Аболс все же вышел на работу. Да
поздно было!
Постепенно Поляков приходил к мысли, что Аболс не просто так
задержался именно в Большаке – маленьком городе, где все знали друг друга и ни
одно новое лицо не могло остаться незамеченным. Как раз поэтому! Следить за ним
здесь было невероятно трудно. Даже элементарное ведение по улице моментально
выдавало преследователя. Аболс, конечно, постоянно был насторожен… Точно такой
же настороженной и замкнутой оказалась его жена, маленькая полная женщина с
гладкими, неестественно черными волосами и четкими, мелкими чертами когда-то
очень красивого, а теперь слишком уж недоброго, замкнутого лица. Все ее
отношение к жизни видно было в очерке ее узких, сурово поджатых губ. Почему-то
женщины с поджатыми, узкими губами внушали Полякову если не страх, то глубокую
неприязнь. И, взглянув на губы Анфисы Аболс, на ее непреклонно нахмуренные
брови, он подумал, что еще неизвестно, кто в этой паре руководит другим, кто
вообще в доме хозяин. В любом случае она прекрасно осведомлена о делах мужа и,
конечно, работает вместе с ним.
Телефонистка железнодорожной станции… Чем плохая связь для
агента? Анфиса может в любое время дня и ночи дозвониться куда угодно и
передать какую угодно информацию. Скрытая под оболочкой бытовой или служебной
болтовни, она ни у кого не вызовет подозрений. Узлы связи таких незначительных
станций, как Большак, не прослушиваются. Да и какой там узел?! Сидит себе одна
телефонистка, звонит, куда ей заблагорассудится, и поди разбери, с родной
сестрой она, к примеру, шушукается или секретные сведения передает.
С родной сестрой шушукается?
Поляков зацепился за эту случайную мысль: ведь сестра Анфисы
тоже, кажется, училась на телефонистку! И он дал своим оперативникам задание:
срочно выяснить, где работает сестра Анфисы Аболс. Но оказалось, она тоже вышла
замуж, сменила фамилию, уехала из Энска. Сейчас, в неразберихе военного
времени, найти ее было почти невозможно – во всяком случае, поиски могли отнять
очень много времени. Тогда Поляков приказал проверить списки всех телефонисток
на всех железнодорожных станциях от Энска до Астрахани.
Это была, конечно, авантюра… Поляков, отдавая свое
приказание, повиновался только интуиции.
