— Товарищ нарком, я считаю, что необходимо действовать по мягкому варианту. Всех возможностей этих «гостей» мы, увы, не знаем, но можем с достаточной долей уверенности предполагать, что они будут с нами сотрудничать. Воюют они на нашей стороне, большинство имеющихся на артефактах контрольно-распорядительных надписей — русские. Так что подозрения о выходе с ними на связь агента немецкой разведки могут оказаться всего лишь результатом излишней бдительности местных товарищей.
— Хорошо. В принципе я согласен. Какие конкретно действия планируете? — нарком внимательно прослушал предложенный план, немного подумал и недоуменно спросил: — На первый взгляд абсолютно непрофессионально. Думаете, может сработать?
— Понимаете, товарищ нарком, мы из этого и исходили. Если они подготовленные агенты, то наверняка знают уровень квалификации нашего личного состава, а возможно, и персонально наших людей в лицо и наверняка ждут от нас профессиональных действий. А тут такая неожиданность…
— Теперь я понял. Может получиться. Начинайте подготовку, а я сейчас запрошу возможность приема у товарища Иванова. Готовность операции предварительно на четырнадцатое, к пятнадцати ноль-ноль. Код начала операции — позывной «Синий». Действуйте.
— Есть, товарищ маршал госбезопасности. Разрешите идти?
— Идите.
Через несколько часов с аэродрома в Чкаловском взлетел борт Ли-2-ОН с номером «Два». Сопровождаемый тремя парами новейших Як-7Б, он взял курс на юг, в сторону Сталинграда. Заместитель председателя ГКО вылетел для проверки готовности мероприятия «Уран».
«[…] Гитлер, объясняя причины, побудившие германское верховное командование начать наступление по направлению к Волге, говорил: „Я хотел достичь Волги у одного определенного пункта, одного определенного города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда не по этой причине — город мог называться совсем иначе. Я шел туда потому, что это — весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки тридцати миллионов тонн грузов, из которых почти девять миллионов тонн нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север. Туда доставлялась марганцевая руда. Там был гигантский перевалочный центр. Именно его я хотел взять… […]“
Таким образом, в наступлении в сторону Волги, вопреки первоначальным намерениям немецко-фашистского командования, были втянуты в затяжные и изнурительные бои огромные силы: немецкие 6-я и 10-я общевойсковые и 4-я танковая армии, которые являлись главной ударной силой немецко-фашистских войск, 3-я румынская, 8-я итальянская — всего 50 дивизий, не считая большого количества специальных частей. Это была одна из главных и самая активная группировка противника […]».
«История Великой Отечественной войны Советского Союза». Т. 2, М., 1965 г.
15 ноября 1942 г. Сталинград
— Нет и еще раз нет, — понятно, что ночная работа никого веселым не делает, но и нервничать так из-за подписи?
— Нет, товарищ капитан госбезопасности, ордер я вам не подпишу. Не вижу причин для ареста.
— Товарищ прокурор, вы понимаете, что дело секретное?
— И что, товарищ капитан, это требует нарушать наш советский закон? Вы не помните, к чему это все привело при Ежове? Дайте достаточное обоснование — и я подпишу ордер. Пока же, ознакомившись с предоставленными материалами, оснований для ареста вышеуказанных лиц не наблюдаю.
— Ну что же, товарищ Горелик, мы вынуждены будем информировать Москву.
— Информируйте. Ваше право, — военный прокурор Юго-Западного фронта, он же прокурор Сталинградского гарнизона Александр Яковлевич Горелик ответил спокойно и невозмутимо. Высокий, с мускулистой фигурой бывшего молотобойца, с лицом рабочего интеллигента, украшенным лопатообразной бородой, делающей его похожим, для стороннего наблюдателя, на послевоенные портреты академика Курчатова, прокурор поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, попыхивая лихо заломленной папиросой и иронически поглядывая на явно не ожидавшего такого отпора особиста. Помрачнев, замначальника Особого отдела фронта посмотрел на прокурора и спросил, иронично и зло выделяя слова:
— А вам не кажется, что вы саботируете важное расследование? Мы ведь можем подумать и обратиться к вашему начальству. Вы, надеюсь, понимаете, чем это может вам грозить?
— А вы не боитесь, что с такими методами работы вы партбилет на стол положите? — Ничуть не испугавшись, Александр Яковлевич остановился напротив сидящего особиста и, по-прежнему весело, посмотрел на него с высоты своего роста, одновременно засунув руки в карманы галифе и слегка покачиваясь с носков на пятки: — Я ведь могу вам в этом и посодействовать. Сейчас не тридцать седьмой, чтобы Героев и фронтовиков по одному подозрению хватать. Если же вы этого до сих пор не понимаете, то тем хуже. Значит, так, — в голосе хозяина кабинета внезапно прорезался металл:
— Вы, товарищ капитан, можете быть свободны!
Капитан Песах Исаакович Абраменко инстинктивно встал, постоял, глядя на хозяина кабинета, но, видимо, поняв, что дальнейший разговор ничего не изменит, развернулся и не прощаясь вышел. Дверь, несмотря на тональность беседы, он закрыл аккуратно и тихо.
Оставшись один, Александр Яковлевич несколько минут стоял и смотрел на закрытую дверь, о чем-то размышляя, затем снова сел за стол. Прочитав еще раз лежащие на столе документы, он убрал их в папку, украшенную множеством печатей и штампов, еще немного подумал и поднял трубку одного из телефонов.
— Дайте мне «Прикрытие», — сказал он и, дождавшись соединения, попросил связать его с номером три — шестьдесят два.
— Петр Иванович? Приветствую, это Александр Яковлевич. Ты мне то, что я просил, разузнал? Так, отлично, сейчас иду к связистам. Давай примерно через пятнадцать минут.
Собрав бумаги со стола и закрыв их в сейфе, он поправил форму перед зеркалом и, весело насвистывая какой-то мотивчик, отправился по коридорам в полуподвал, где располагались телеграфисты.
В это время капитан Абраменко, сидя в своем кабинете, пытался найти выход из ситуации, в которую загнал себя сам. Начальник Особого отдела, ложась в госпиталь, оставил на него это мутное дело. Но Песах сразу понял, какие оно сулит перспективы. Ага, если дело на контроле Москвы, а он сумеет доказать, что это действительно шпионы… И теперь, из-за упрямства прокурора, все разваливалось. Хотя… можно попробовать копнуть под самого прокурора. Нет, слишком опасно. Человек он предсказуемый, упрямый и честный. К тому же бесстрашный. Что он собственноручно расстрелял вора по кличке Хавчик, который руководил бандой, кравшей продовольствие, знал весь Сталинград. Да и адвокатом до войны он был известным, множество полезных знакомств имел. С таким связываться — себе дороже. Но что же делать?
Мучительные раздумья капитана прервал внезапно появившийся секретчик, принесший телеграмму от самого Меркулова. Прочитав ее, Абраменко облегченно вздохнул. Жаль, конечно, что такая возможность ускользнула, зато теперь эти проблемы пусть решают московские «гости».
