Тем временем самолет, набирая высоту, устремился на восток, к неблизкой линии фронта. Полет протекал без неожиданностей, но к фронту самолет подлетел практически на рассвете. Казалось бы, экипаж должен был волноваться, плохо вооруженный (один УБТ, несмотря на крупный калибр, — не защита) и не слишком скоростной транспортник при дневном освещении не имел никаких шансов уцелеть, встретившись с «мессерами». Но этому рейсу уделялось слишком большое внимание наверху, и неподалеку от линии фронта борт встретили два звена истребителей. Одновременно советские ВВС на этом участке неожиданно нанесли удар по аэродромам, позициям полевой и зенитной артиллерии. Так что люфтваффе было не до одиночного самолета, пусть и охраняемого целой эскадрильей истребителей.
Очередной вылет к партизанам экипажа сто десятого авиационного полка завершился успешно.
5 декабря 1942 года. Юго-Западный фронт
Рассматривая в бинокль заснеженную равнину, на которой поспешно окапывались бойцы одной из его мотострелковых бригад, Андрей внезапно ощутил, что все это он уже видел. Заснеженная всхолмленная равнина с несколькими рощицами голых по зимнему времени деревьев, несколькими оврагами и время от времени поднимаемой на ней ветром поземкой. «Де-жавю, — подумал он и вдруг вспомнил: — „Горячий снег“. Книга, а позднее фильм». Да, а теперь он почти как командующий армией из той книги готовит оборону против того же Манштейна. Андрей опустил бинокль и повернулся к стоящим у стола с картой и что-то тихо обсуждавшим начальнику штаба и комбригу.
— Кажется, успеваем, товарищи командиры, — сказал Андрей и, машинально погладив по голове сидящего рядом Ленга, подошел к столу.
— Мы — да, товарищ генерал, а вот танкисты задерживаются, — озабоченно сказал Калошин, одновременно прикидывая что-то на карте. Комбриг лишь молча кивнул и озабоченно повернулся в сторону входа. Только что вошедший сержант поспешно откозырял и, глядя на Мельниченко, спросил:
— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к товарищу подполковнику.
— Обращайтесь, — Андрей машинально ответил, продолжая рассматривать карту. Да, к позициям его корпуса рвалась сила. Нет, даже так — СИЛА. Все танковые части, которые сумели вырваться из котла, спешно собранные генерал-фельдмаршалом Манштейном в танковую армию, перли сейчас броней и железом на позиции его мотострелковых бригад. А танкисты запаздывали — слишком плохие дороги, да и с газойлем перебои.
Бл…, тут поневоле вспомнишь приказ «Стоять насмерть». Что еще сделаешь? Ничего. Погода нелетная, да и будь она летной, немцы тоже не дураки. Прикрыли бы наступающих истребительным зонтиком и зенитками. Зенитных самоходок из старых моделей танков они уже сейчас наклепали много, больше, чем в нашей реальности. Так что остается только стойкость. Ну и сюрприз в виде самоходно-противотанкового резерва и подтягивающихся танковых бригад. До их прихода надо задержать фрицев на берегах этого ручейка. Вот и долбят замерзшую землю, поглядывая на запад, откуда доносился ослабленный расстоянием грохот боя, солдаты двух бригад, а впереди вместе с отходящими стрелками, героически гибнет мотоциклетный батальон, вместо разведывательных налетов и быстрого отхода цепляющийся сейчас за каждый сантиметр степного пространства. Мотоциклетный батальон, рота танкосамоходного батальона и остатки стрелковой дивизии против танковой и моторизованной дивизий. Как говорится, почувствуйте разницу. «Бл…, ведь предлагал же сразу выдвинуть его корпус на это направление! Рано, разведка не обнаруживает никаких признаков подготовки наступления, противник ошеломлен нашим ударом и отходит, сейчас важнее внутренний фронт обороны, чтобы враг не вырвался. Стратеги, иху мать!» — злость искала выход, но на кого злиться? На командование бесполезно, на немцев бессмысленно. На войне, как на войне. Но если подумать, то героизм на войне, это в принципе исправление чьих-то ошибок Иногда сиюминутных, как в данном случае, иногда заложенных несколько веков назад, как в сорок первом. Андрей отвлекся на внезапно заволновавшегося Ленга и не сразу понял, что изменилось вокруг. И лишь спустя несколько мгновений до него дошло, что исчезло звуковое сопровождение — звуки отдаленного боя, создававшие фон всем действиям, пропали, словно выключенные. «Вот и все», — успел подумать Андрей, когда резко зазуммерил телефон. Связист ответил, затем передал трубку Калошину. Поговорив, полковник подошел к Андрею, опять пытавшемуся разглядеть что-нибудь на заснеженной равнине.
— Товарищ генерал, прибыл армейский истребительно-противотанковый артполк. Я выдвинул три его батареи в противотанковый район номер три, как самый уязвимый, а две оставил во втором эшелоне.
— Правильно. Стой, а вот и наши, похоже, появились.
Но Мельниченко был не прав. Плохо различимые издалека мотоциклисты, мчащиеся по укатанной дороге, оказались немецким передовым отрядом. Только когда наше охранение их обстреляло, они, бросив один подбитый мотоцикл, откатились назад, Андрей понял, что ошибся, подспудно ожидая, что кто-нибудь из сражающихся впереди все же успеет уйти. Но в районе, просматриваемом с командного пункта, так никто и не появился. Позднее поступило донесение, что на участке тридцать третьей бригады вышли полторы сотни бойцов и три самоходки, все, что осталось от задержавших фашистов почти на день передовых частей. Но Андрею было уже не до того, вовсю шел бой.
Немецкие танки угловатыми коробками вылезли откуда-то из-за холмов и, набирая скорость, поднимая снежную пыль, поползли вперед, огибая овраги. Они не стреляли, но в бинокль было видно, как то один, то другой из них ненадолго замирал, поводя стволом, словно обнюхивая пространство перед собой. Впереди железными монстрами ползло четыре сверхтяжелых танка. «Тигры» вдруг остановились, и залпом выстрелили. Кажется, немецкие разведчики успели-таки засечь и основную линию обороны, столбы разрывов встали в опасной близости от капониров противотанковых орудий. «Тигры» двинулись вперед, но один из них внезапно замер на месте, скорее всего, от какой-то неисправности. Стоящий танк выстрелил, потом еще раз и еще. Его постепенно обтекали танки второй линии.
Мельниченко отвернулся, разыскивая взглядом начальника артиллерии корпуса, но сказать ничего не успел. Правильно уловив момент, тот успел скомандовать, и сидящая у телефона связистка бросила в трубку короткую кодовую фразу. Андрей поморщился, как от зубной боли. Ну, просил же не брать ее с собой. Но если уж Елена Горобец чего-нибудь решила, то добьется наверняка. «Чистая пиратка», — отвлекшись на секунду, подумал про себя Мельниченко. В памяти промелькнули, словно кадры в кино, воспоминания о том, как они познакомились. Тогда, еще не совсем отошедший от встречи с наркомом и их разоблачения, Андрей согласился поехать в гости к прокурору фронта, ранее шапочно знакомому, подполковнику Горелику. Там он и встретил эту настойчивую «комсомолку, спортсменку и просто красавицу», эвакуировавшуюся из Харькова племянницу прокурора. Как-то незаметно для себя он согласился принять ее добровольцем в корпус, тем более что она успела один год поучиться в техникуме связи. Теперь он мог признаться себе, что она ему понравилась с первого взгляда.
Пока Мельниченко отвлекся, ситуация успела мгновенно измениться. Корпусной артиллерии с мотострелками было немного, всего две батареи тяжелых стопятидесятидвухмиллиметровых пушек-гаубиц на механической тяге — недавно полученных от промышленности «Ворошиловцев». И одна из этих батарей как раз открыла огонь по видимому с КП пространству. Среди маневрирующих, упрямо ползущих вперед черных коробочек танков внезапно вставали устремленные вверх фонтаны земли, обманчиво-неопасные издали, вставали, казалось, без всякого результата. Вдруг один из танков встал, выбросив в небо из моторного отсека клуб черного осязаемо плотного дыма. В этот момент начала отвечать немецкая артиллерия, неподалеку от КП вздыбилась земля от разрывов тяжелых снарядов. Похоже, немцы успели развернуть дальнобойные пушки. Наша батарея перенесла огонь на артиллерию противника, а по атакующим отстрелялись бригадные батареи. Немцы в ответ обстреляли и их. Наши ответили. Над полем боя начала понемногу разрастаться медленная и безжалостная артиллерийская дуэль.
