В этот момент погас один факел, но мне по-прежнему было хорошо видно, как бойцы Зейдлица, добив свои первые жертвы, переформировались и, образовав строем нечто вроде кабаньего рыла, бросились с кинжалами и ножами в руках в атаку на эту оборонительную линию. В произошедшем столкновении я бы сказал, что победителей не было. Бойцы Зейдлица выбили из общего строя двух-трех баронов или маркграфов, но вражеская оборонительная линия устояла и не была прорвана. Сказалась мощь вражеских шпаг, которыми отбивалась ножевая атака, шпагами были ранены около четырех наших бойцов.
В моей голове мелькнула мысль о том, что если сейчас они вторым натиском не прорвут линию вражеской обороны, то нам придется подобру-поздорову убираться отсюда или мы потеряем три четверти своих бойцов, прорываясь через вражескую оборону.
На стене как-то странно моргнул и погас второй факел, я аж почувствовал запах магии. Второй факел горел слишком хорошо, находился в защищенном от сквозняков углу и в удалении от общего столпотворения, чтобы самому вот так погаснуть. Но сейчас у меня не было времени на то, чтобы досконально разбираться, почему погас этот факел. Я мгновенно отправил фельдфебелю Зейдлицу мысленный приказ поднимать бойцов в атаку, а сам раздул пламя третьего факела, отчего он погас, и швырнул его в лица оборонявшейся молодежи. Тут же послышались вопли и испуганные крики молодых немцев. Они не ожидали ничего подобного, и когда пламя неожиданно прыгнуло им в лица, то многие из них выронили из рук оружие, освободившимися руками прикрывая свои лица от ожогов этого пламени.
Это естественное движение очень дорого им стоило, моментально были вырезаны бросившие оружие юноши, а их оборонительная линия прорвана и сломлена. В возникшем столпотворении шпаги потеряли свое былое преимущество, а кинжалы и ножи в ближнем бою показали свое превосходство. Один за другим мои бойцы отбирали жизни у представителей фрондирующего немецкого молодого поколения.
Я до сих пор так и не проверил, как работает в восемнадцатом столетии боевой нож, изобретенный в двадцатом столетии, а продолжал наблюдать за тем, как достойно умирали представители высшей немецкой знати. Они погибали один за другим, ни один из этих юношей не встал на колени и не попросил оставить его в живых. Я ничем не мог им помочь, не я принимал решение о том, что они должны умереть. К тому же теперь я не мог бы кого-либо из них оставить в живых, они видели и могли догадаться о том, что пламя факела не само по себе прыгнуло им в лица.
Только я подумал о том, как сам собой погас последний факел, в помещении наступила темнота, в которой ничего не было видно. Инстинктивно я свое зрение переключил на ночное видение. За прошедшее мгновение в помещении мало что изменилось, бойцам Зейдлица осталось добить четырех немцев, и на этом боевая задача была бы выполнена. Я уж было собрался мысленно связаться с фельдфебелем и подсказать ему, где находятся недобитые юнцы, но в этот момент я вдруг вспомнил о карете перед проходом за частокол и полученную перед боем информацию о незнакомцах.
Я был полностью уверен в том, что до начала боя и в его момент мимо меня никто не проходил, а я по-прежнему находился в дверном проеме. Это могло означать только одно — шестеро незнакомцев все еще находились в этом помещении. А то, что сами собой погасли три факела, неизвестно почему слышался запах магии, что я до сих пор их не видел, могло означать, что нам придется сражаться с непростым противником.
Я мысленно связался с Зейдлицем, объяснил ему ситуацию и предложил ему присоединиться ко мне, чтобы не позволить незнакомцам без боя покинуть помещение, с нами так и не попрощавшись.
Впервые я обрадовался тому, что фельдфебель Зейдлиц был таким неразговорчивым человеком. Ни слова не сказав и мысленно не обращаясь ко мне, он, тяжело перешагивая через трупы, стал чуть впереди и справа от меня. В такой темноте этот немец действовал настолько уверенно, что я хотел у него поинтересоваться, не чародей ли он. Но в этот момент ощутил, а не заметил движение слева от меня. Там по направлению ко мне двигались четыре человека. Я прекрасно понимал, что наше магическое столкновение должно быть мгновенным, в ином случае я обязательно проиграю. Сейчас противник только догадывался о том, что против него дерутся не простые люди, но не был в этом уверен, поэтому мог допустить некоторые просчеты, которыми я с Зейдлицем обязательно должен воспользоваться.
Когда же противник узнает о моем истинном лице, то дело примет совсем дурной оборот, один с двумя чародеями я не справлюсь, сила магии не в полной мере вернулась в меня.
Справа мелькнули две тени. Ясно, противник решил всей своей мощью атаковать наиболее слабую цель, фельдфебеля Зейдлица, отвлекая мое внимание своей четверкой бойцов. На размышления больше не оставалось времени. Все это время размышления свое сознание я держал открытым для Зейдлица, поэтому он был в курсе всех моих замыслов. Мы с ним вдвоем одновременно метательными ножами атаковали левую четверку противника, а затем слегка переместились вправо, и я файерболом снес голову одному из двух наших противников. После броска файербола мне потребовалось некоторое время на отдых, чтобы восстановить свои магические силы. Раньше такой отдых мне требовался после десяти случаев использования приемов боевой магии, но как видите, магия вернулась ко мне не в полной мере.
Фельдфебель Зейдлиц бился на ножах со вторым противником, ни на шаг не подпуская его ко мне. По тому, как тяжело бился Зейдлиц, мне стало понятно, что против своего противника он долго не продержится, а помочь ему я пока еще был не в силах.
Уже без сознания заваливаясь на землю, я одним щелчком пальцев осветил помещение.
Иоганн, этим именем уже после боя фельдфебель Зейдлиц предложил его называть. А я стоял и наблюдал, как его люди начали сноровисто сносить и загружать в лодки, неизвестно откуда появившиеся у берега, трупы погибших дворян. Все эти трупы нужно было как можно скорее утопить в озере Раден, предварительно привязав к их ногам тяжелые камни. А в ответ Зейдлицу мне очень хотелось сказать, что это не я спас ему жизнь, что это сделали бойцы его команды. Когда помещение осветилось, они всей командой набросились на незнакомца и в куски порубили его своими кинжалами и ножами. Но в этот момент я понял, что, называя свое имя, Зейдлиц наши с ним взаимоотношения переводит на новый уровень, в новое качество. Он предложил мне стать его другом, поэтому я в ответ просто протянул ему свою руку для рукопожатия, которым мы должны были скрепить нашу устную договоренность.
3
Петр Алексеевич мою информацию об искоренении фронды в Мекленбургской области внимательно выслушал и, крикнув Полубоярова, приказал ему срочно найти и призвать в кабинет эту «карлу бездомную». Минут десять в кабинете государя никто не появлялся. Все это время государь, прикусив язык зубами, что-то вырисовывал на листе бумаги, лежавшем перед ним на столе. Я стоял в нескольких шагах от стола, поэтому не мог видеть, чем это там государь занимался. А он, не обращая на меня внимания, продолжал что-то рисовать и, временами ухмыляясь, посмеиваться. Создавалось впечатление, что государя совершенно не интересует только что завершенное мною дело в Гросс-Радене. Честно говоря, это поведение было совершенно не свойственно Петру Алексеевичу, обычно он, как мальчишка, интересовался деталями происшедшего, заставляя по нескольку раз повторять рассказ.
