Что касается главного министра Эшбаума, то головная боль у него прекратилась, как только я покинул его дом. Он даже не помнил о моем появлении и лечении.
А письмецо нашего вице-канцлера Петьки Шафирова я сохранил-таки у себя на всякий случай, а вдруг пригодится.
Жеребчик быстро вынес меня за пределы Ганновера, городская стража, мимо которой мы быстро прошмыгнули, нас не успела заметить. Да и как кого-либо можно увидеть, если ганноверские гренадеры спали на своем посту. Я постарался сделать так, что их сон был вкусным и сладким.
В чистом поле возникло серебряное мерцание, и мой жеребчик безбоязненно проскакал сквозь это марево, и, оказавшись в пригороде Копенгагена, мы с ним понеслись к дому брата датского короля, где его ждала чистая конюшня с овсом, а меня государь Петр Алексеевич.
4
Четыре больших эскадры выстроились рядком на копенгагенском рейде.
Это была не просто объединенная эскадра, составленная из русских, датских, английских и голландских кораблей, а настоящий великий флот, в котором было девятнадцать английских линейных кораблей, шесть голландских, двадцать три датских и двадцать один русский линейный корабль. Но и в этой великой кампании, восемьдесят три вымпела общим счетом, не было согласия до самого последнего момента: датский адмирал Гелденлеве не желал подчиняться англичанину Норрису, а голландский адмирал Граве не желал подчиняться ни Гелденлеве, ни Норрису. Тогда специальным рескриптом Фридриха IV наш государь Петр Алексеевич был избран первым флагманом — верховным командиром объединенного флота.
Государь Петр Алексеевич в тот момент, когда появился в копенгагенском порту и увидел на рейде многие ряды одних только линейных кораблей, молча повернулся ко мне и со всего размаха кулаком въехал мне в правое ухо, а затем сапогом удачно попал под самый копчик, мрачно крикнув:
— Если бы ты, Леха, не был бы мне очень нужен, то я тебя давно бы тараканам и клопам в остроге скормил. Поди прочь, крыса канцелярская, чтоб я тебя больше не видел.
Поднимаясь на ноги и отряхивая кафтан от налипшей грязи, я исподлобья наблюдал за тем, как государь Петр Алексеевич удалялся к баркасу, который ожидал его у причала, чтобы государя доставить на «Ингерманландию»,
[83]
флагманский корабль объединенного флота. Я понимал, что наступал звездный час Петра Алексеевича, который двадцать лет назад мальчишкой на датском ботике под парусом плавал по Яузе, а сегодня он вступал в командование объединенным европейским флотом. Своей энергией и увлеченностью, а главное — значимостью своего государства государю удалось против шведов и их короля Карла XII поднять основные государства Европы. Оставалось за малым — посадить на корабли десант и двигаться к берегам Швеции. Федька Апраксин со своими галерами уже стоял у острова Аланд, в любую секунду готовый идти приступом на шведов, а Борис Петрович Шереметев с войсками ожидал датские десантные суда в Мекленбурге, чтобы тоже идти на Швецию.
Одним словом, в то время все было готово для того, чтобы объединенными усилиями сокрушить и покончить с Карлом XII и его королевством. Двадцать линейных кораблей шведского флота, прячущиеся в Карлскруне, военно-морской базе, не смогли бы оказать даже малейшего сопротивления европейскому флоту. Мои прогнозы несколько противоречили тому, что происходила на глазах государя, вот он и поступил со мной так, как частенько поступал со своими любимцами — фавор… опала… фавор.
Мне пришлось довольно-таки долго ожидать другой оказии, чтобы попасть на борт флагманского корабля «Ингерманландия», ведь в баркас Петра Алексеевича, видя, как государь лихо поступил со мной, матросы меня не пустили: мол, нечего государевы глаза своим непотребным видом мозолить.
Когда на причале появился Гаврила Головкин и матросы стали аккуратно на своих руках нашего зануду канцлера переносить в другой баркас, чтобы плыть на «Ингерманландию», то я, не испрашивая у канцлера разрешения, с причала спрыгнул в тот баркас. На флагманском корабле меня встретили неласково и каюту отвели в самом низу, почти в трюме. В каюте было сыро, и мне всегда казалось, что где-то протекает вода. Одним словом, мне было страшновато время проводить в такой каюте, которая освещалась тонкой и одной-единственной свечой.
Но Бог терпел и нам велел, поэтому я набрался храбрости и решил отсыпаться впрок.
Представляете, как удивлен был Петр Андреевич Толстой, который под предлогом того, что принес мне еду, пришел полюбоваться моим злоключением и страданиями, а увидел меня спокойно спящим в койке. Поблагодарив за еду, я тут же повернулся спиной к Петру Андреевичу и нарочито громко захрапел. Вину за собой перед государем я не чувствовал, на душе у меня было ясно и спокойно, поэтому спал крепко.
Петька Толстой больше не приходил, этот подлец снова потерял ко мне интерес, но еду мне стал носить матросик вестовой, молодой и симпатичный парнишка из Брянска, взятый из семьи богатого крестьянина по рекрутскому набору. Тишка, так звали этого салагу, не просто носил еду, а старался всячески меня хорошо обустроить, он регулярно менял белье в моей постели.
Одним словом, я приобрел друга и слугу, к присутствию которого начал постепенно привыкать.
Иногда мне казалось, что за время пребывания в этой каюте я потерял счет дням и ночам, не знал, какое время суток на дворе.
Однажды глубокой ночью я проснулся от тяжелого взгляда и знакомого запаха перегара от анисовки. Открыл глаза и при слабом свете увидел какого-то верзилу, стоящего в дверях каюты и меня внимательно рассматривающего. Присмотревшись, понял, что меня пришел навестить сам государь Петр Алексеевич, но я притворился, что мой сон глубок, и не стал подниматься на ноги. Когда открыл глаза во второй раз, то в дверях уже никого не было, только дверь то открывалась, то закрывалась. Мне стало очень страшно и захотелось завыть волком на свою судьбину. Но в этот момент появился Тишка, я тихо у него спросил, не встречал ли он кого-либо на трапе по дороге в каюту, а главное — все ли парни в сборе и готовы?!
Тиша стеснительно ответил, что по дороге ему никто не встретился, а парни стоят за дверью и ждут моего указания.
Когда пятеро парней в простой матросской робе вошли в мою каюту, то в ней уже нельзя было даже повернуться. Все эти матросы были по-крестьянски сильными, кряжистыми и дюжими парнями. Как только матросы переступили порог каюты, то я уже общался с ними на ментальном уровне. Мне было гораздо проще и легче разговаривать со всеми пятью парнями одновременно, в их сознании закрепляя знания о том, как все они должны будут действовать при захвате боевых пловцов британского флота. Что и как эти матросы должны были делать, выполняя боевое задание.
Во время своего посещения Ганновера, излечивая министра Эшбаума от головной боли, я узнал о том, что британская секретная служба подготовила диверсию, покушение на нашего государя. Во время плавания объединенного европейского флота эта группа британских пловцов, располагавшаяся на борту флагманского корабля «Камберленд» английской эскадры адмирала сэра Джона Норриса, о чем адмирал даже не догадывался, должна была проникнуть на русский флагманский корабль и напасть на Петра Алексеевича. Группа состояла всего из трех человек, но ее члены отлично и бесшумно плавали, могли продолжительное время проводить под водой, превосходно владели холодным оружием.
