С того момента, как ножницы настоятеля коснулись волос Софьи Витовтовны, великая княгиня умерла. Осталась только женщина. Да и та – без права на женскую жизнь.
– Я сделаю это, доченька, – взял ее за руку Витовт. – Он заплатит за свою подлость. Клянусь.
Просидев у дочери добрых три часа, литовский князь все же отправился на пир к своему союзнику, но праздник не задался. Не успели князья, ханы и бояре осушить и пары кубков, закусив запеченной рыбой и тушеным мясом, как к столу пробрался гонец и передал литвину туго скрученную грамоту. Витовт сломал печать, прочитал послание и поднялся:
– Прости, друг дорогой, но ныне мне не до веселья. Князь самозваный, безродный Егорка, в землях моих Витебск и Полоцк разорил, на развалинах гуляет. Обманул, подлый змей. Обещался на Данию походом пойти, ан вот оно как вышло. Хозяин из дома – воры в окно.
– Что делать станешь? – встревожился хан Джелал-ад-Дин. – Я бы помог тебе с радостью. Ты знаешь, я союзник верный, кровь за тебя уже проливал. Но татар своих привести смогу, токмо если власть в Орде обратно получу!
Витовт промолчал. Ситуация складывалась непростая. Путь до Витебска далек, только к распутице туда и попадешь. Ушкуйники к сему времени уже убегут, город спасать поздно. По здравому размышлению, спешить уже некуда. Тем паче, что и полки ныне расположены зело неудобно. Литовские – в Москве, польские – на пятнадцать переходов южнее. Разворачивать, возвращать… Времени пройдет много, Василий от войны против Новгорода может отказаться, на татарскую помощь надеяться вовсе бесполезно. Криво все выходит, неладно…
Однако если продолжить поход по прежнему плану, к распутице армии соберутся на Дону, в начале лета дойдут до Сарая, а там… Джелал-ад-Дин получит под руку многие десятки татарских сотен, Василий лишится ярлыка на Московское княжество, его боярам придется признать старшинство Литвы. Вдали от дома, в окружении превосходящих сил, особо не поупрямишься. Вот тогда, единым мощным кулаком, и будет самое время ударить по зазнавшемуся Новгороду. Против такого напора купеческая вольница никак не устоит, покорится.
Витовт мрачно скривился: случившаяся беда неожиданно открыла возможность собрать в свои руки все славянские земли, от Волги и Заволочья до самой Эльбы. Московские земли – по ярлыку, новгородские – на меч, в ответ на их же нападение. Остается только вернуть чингизиду его трон. Но это быстро – ведь полки исполчены и развернуты для наступления именно на Сарай.
И тогда уже осенью он станет великим князем всех славян! Правителем, властью и силой далеко превосходящим даже римского императора!
Витовт ощутил, как по спине его пробежал холодок предвкушения и остро засосало под лопаткой. Такой шанс выпадает только раз в жизни. И упускать его нельзя!
– Я никогда не нарушаю своих обещаний, друг мой, – кивнул татарскому хану Витовт. – Сперва мы вернем тебе законное звание, а затем все вместе покончим с наглым, зарвавшимся зверьком!
* * *
Картечь ложилась криво и безобразно, кроша лед отдельными, разбросанными далеко друг от друга пятнами. Однако это не имело значения, поскольку сверху на стену вала горожане постоянно подливали полные бадьи воды, затекающей на поврежденные места и быстро застывающей на морозе. Пытаясь помешать защитникам, ватажники пускали в них стрелы – защищая своих, литвины пускали стрелы в лучников. Вся эта густая кутерьма сопровождалась руганью, криками боли, угрозами и оскорблениями.
– Все, отходим! – не выдержал Егор. – Федька, свисти! Хватит, надоело…
Юный боярин, заложив пальцы в рот, переливчато засвистел, и новгородские удальцы, оглянувшись, стали оттягиваться на безопасное расстояние. Защитники Слуцка опустили луки. Горожане, побегав еще немного с бадьями и бочонками и вылив на склон еще примерно с половину ладони воды, тоже успокоились. Схватка закончилась, лишив князя Заозерского трех бочонков пороха, пары пудов каменного дроба и еще одного дня.
А ведь как хорошо все начиналось! В первый же день осады Егор двумя точными выстрелами снял с середины вала сразу две высокие башни, устроив широкие проломы. Стена между башнями, правда, устояла, но теперь за серьезное укрепление ее можно было не считать. После этого остаток дня прошел в веселой пирушке, а наутро… Ничего не случилось. Город не сдался.
Несколько обескураженный таким упрямством, Вожников вспомнил о старых верных тюфяках, выдвинул их почти к самому рву и стал обстреливать земляной вал, кроша щебнем лед. Егор понадеялся, что тогда крутой склон укрепления станет хотя бы не скользким. Одновременно вперед выдвинулись ватажники, собирая и связывая разбросанные взрывом бревна. Однако соорудить тяжелую штурмовую лестницу не удалось – с вала из-за стен ударили пушки, взламывая лед и угрожая покалечить новгородцев. Одновременно горожане принялись опять лить воду, восстанавливая ледяную корку. Ватажники, отступив со льда, начали стрелять по ним, подбежавшие литвины – по ватажникам, и закрутилось…
Единственным положительным итогом стало то, что теперь бревна вмерзали в лед рва, превращаясь в естественный мост, разбить который ядрами будет уже не так-то просто. Однако даже пройдя по нему – влезть потом по льду на стену четырехэтажного дома… Просто подумать, как это будет выглядеть, и то смешно.
Вязать лестницы тоже бесполезно. Литвины уже доказали, что стрелять вдоль вала умеют. Снесут все лестницы вместе с людьми первым же залпом, только трупы останется собирать.
– И что теперь, княже? – созвучно его мыслям поинтересовался новгородский старшина Никифор Ратибор, с интересом наблюдавший за долгой битвой с самого полудня.
– Придется стрелять золотом, – мрачно ответил ему Вожников. – Если вала не получилось взять, значит, придется его срыть.
На рассвете он вернулся с пушкарями к трем сверленым пушкам, растопил жаровню, и над улицей зазвучали знакомые команды:
– Заряжай! Молись! – И после выстрела, с небольшой задержкой: – Бань!!!
Взрывные снаряды работали неплохо, каждым залпом разбрасывая по несколько саженей земли и ощутимо вгрызаясь в вал. Но вот сколько стоила каждая прорытая таким образом сажень… Об этом лучше не вспоминать.
– Заряжай! Молись!
«Б-бабах!»
– Береги-ись!!! – послышался от крепости истошный вопль.
– Что там случилось? – насторожился князь, ладонью пытаясь разогнать перед собой клубы дыма. Занятие, разумеется, бесполезное, но как-то рефлекторно получилось.
– Литва-а!!! – Крик сопровождался лязгом железа, и Вожников выругался: – Опять? К оружию! Щиты разбирайте, копья!
Собраться в строй не успели. Из дыма вылетели нестройной толпой литовские латники, ринулись рубить пушкарей, наскочили на щиты и копья, отпрянули, потеряв двух воинов, наскочили снова… Над Вожниковым сверкнул клинок, и ему стало не до созерцания: Егор принял чужой меч на саблю, ударил щитом вниз, ломая окантовкой слишком далеко выставленную ступню. Поймал на клинок горло уже падающего врага, подставил щит под новый укол, крутанулся, уходя за спину бегущего противника, рубанул его сзади по шее. Снова закрылся, рубанул, попятился, скрестил клинки с каким-то стариком, позволил ему отжать свой щит, а когда тот попытался рубануть мечом в щель – ударил прямым в челюсть. Добить нокаутированного противника не получилось: на князя наскочил какой-то бугай с секирой. Щит разлетелся вдребезги от первого же удара, а когда литвин замахнулся для второго, Егор просто и без затей перерубил ему колени. Тут же отбежал, оглядывая поле схватки, увидел и подобрал щит-«капельку» с орлом на желтом фоне, снова двинулся вперед.
