– Банить!!! – Князь Заозерский быстро пошел вдоль казенников, по очереди опуская раскаленный стержень в запальники пушек. Батарея загрохотала длинной редкой очередью: «бах-бах-бах-бах…» – Заряжай!
Лето было долгим, и ватажники научились не бояться ни зелья, ни пушек, ни снарядов, действовали быстро и слаженно. Не прошло и нескольких минут, как они шарахнулись в стороны, весело крича:
– Молись!
Егор кивнул, выхватил стержень, снова пошел вдоль стволов, ритмично отзывающихся залпами: «ба-ба-ба-бах!!!»
– Что происходит? – От зрелища падающих сотнями шляхтичей князь Витовт на миг растерялся.
– Пушки… – неуверенно ответил гетман, указывая на обширное белое облако, растущее там, откуда доносился грохот.
– Вперед! – рявкнул великий князь. – Вперед, пока всех не перебили на месте!
Боярин Федор Ходкевич кинулся к горнистам, те подняли трубы и заиграли приказ к общему наступлению. Литовский и московский полки качнулись, медленно двинулись вперед. Поляки не послушались. Невидимая, непостижимая смерть выкосила две трети их состава, оставив вместо плотного строя лишь отдельные островки уцелевших отрядов.
– Как он смог? – отдав приказ, позволил себе удивиться полководец. – Пушки… Разве они могут стрелять так далеко? Чем?
Между тем на западной стороне острова татары уже миновали брод, и Егор, отбежав от стволов, из белых клубов на свет, крикнул татарскому тысячнику:
– Ты видишь это?! Видишь?
Гафур-мирза хищно оскалился, выдернул саблю, поднялся на стременах, оглянувшись на своих воинов:
– За мной! Бей неверных!
Не дождавшись условного сигнала от татар, Егор засвистел сам, его посвист тут же подхватили легкие сотни. Ополченцы, предупрежденные еще с вечера, стали смыкаться – воины, подняв копья, втискивались между рядами, освобождая широкие проходы, и через них вперед хлынула стремительная конная лава.
С высоты городского холма ненадолго показалось, что латная кованая рать сейчас врежется в татарский поток – но нет, степняки предпочли податься правее, не удариться об идущие плотным строем полки, а наскочить на уже рассыпавшуюся поодиночке шляхту – ведь отдельных бойцов можно окружать, колоть в спину, ловить арканами, сбивать с ног, вязать. Литовцы же, видя впереди рыхлую, плохо вооруженную пехоту, тоже предпочли противника послабее. И только московский полк князя Василия отчего-то начал замедлять шаг, пропуская соседей вперед.
– Ур-ра-а!!! Бей их, бей! – мчались через поле татары.
Шляхтичи, которые и без того в растерянности кружились в лужах крови среди окровавленных тел, при виде этой бешеной толпы дрогнули и стали отворачивать назад.
– Сбор, играй им сбор! – указал на беглецов князь Витовт. – Проклятие! Хан! Друг мой! Останови этих разбойников!
Площадно выругавшись, Джелал-ад-Дин послал коня в галоп, на ходу обнажая клинок, домчался до верного черного тумена:
– По коням!!! За мной!
На поле боя заиграли трубы, галицкая конница дружно опустила копья и тоже двинулась в атаку. Только почему-то не на врага перед собой, а через поле наискось, на литовцев. Причем приотставший московский полк стал смещаться к центру.
Шляхтичи, обнаружив, что из тыла на них несутся сотни в вороненых доспехах, шарахнулись в сторону, на зов труб, и оказались возле стяга литовского князя, постепенно успокаиваясь после пережитого кошмара. Князь Витовт знал: им нужно дать передышку. Еще полчаса-час, и они успокоятся, придут в себя, снова будут готовы к бою. Шляхтичей уцелело примерно две с половиной тысячи – весомая сила, которая вполне может решить исход битвы.
Черный тумен с ходу врезался в татарскую лаву, попросту сметя, стоптав несколько первых рядов, нанизав степняков на пики, переломав им кости щитами, и потерял скорость. Татарские латники обнажили сабли, стали торопливо и нагло рубить своих бездоспешных собратьев, чувствуя себя почти бессмертными в прочных доспехах. Но бессмертными они не были – кого-то в сече ранили в ногу, кого-то доставали клинком по открытому запястью, кого-то разили издалека пикой в открытое лицо. Пусть на каждого убитого нукера Джелал-ал-Дина приходилось пятеро сраженных «бабских» татар, но татар было больше почти в десять раз. И к тому же они, пользуясь числом, охватили тумен с двух сторон и зашли врагу за спину…
Перед ватажниками галицкая дружина неожиданно врезалась сбоку в литовскую конницу – сбивая с ритма, опрокидывая крайних всадников, доставая рогатинами дальних. Литвины попытались повернуться лицом к опасности, но было уже слишком поздно. Воины просто потеряли скорость, и вот тут им в спины, ломая копья о щиты и броню, нанизывая на рогатины своих исконных врагов, сминая тяжелыми лошадьми задних, хуже всего снаряженных боярских детей, и врезалась с оглушительным боевым кличем тяжелая московская конница.
Многотысячный литовский полк окончательно потерял строй и не врезался в ряды пехоты, а медленно навалился на копья ополченцев и ватажников, отбиваясь на три стороны от неожиданных врагов. Дальнее крыло ополченцев спешно подтянулось, и литовцы тоже оказались зажатыми в кольцо.
– Уйдет! – забеспокоился Егор. – Уйдет, зараза, потом еще сто лет кровь из нас пить будет!
Черный тумен медленно таял в окружении серой татарской массы, литовский полк с честью погибал под ударами мечей и копий, но великий князь Литовский и Русский еще на что-то надеялся в окружении двадцати с лишним сотен поляков.
– Проклятие! Федька, коня! – Вожников надел шлем, застегнул ремень, схватил щит и копье: наученный горьким опытом, теперь атаман держал возле батареи изрядный запас оружия. Через минуту он осадил скакуна возле крестоносцев, звонко ударил себя кулаком в грудь, вытянул руку: – Посмотри туда, барон! Я не прошу от вас жертвы, я призываю к вашей доблести, храбрые рыцари. Неужели вы упустите такой шанс?!
На огромном острове близ Путивля с северо-западной стороны окруженные литовцы рубились с русскими ратями и новгородской пехотой, на юго-восточной – Джелал-ад-Дин насмерть сцепился с Гафур-мирзой, а примерно посередине все еще оставался возле своего стяга литовский князь в окружении отряда шляхтичей.
Барон Михаэль фон Штернберг не колебался ни мгновения. Уж слишком свежа была горечь поражения при Грюнвальде, слишком обиден пережитый два года назад позор.
– По коням! – кратко приказал он.
Крестоносцы сразу пошли на рысях, привычно смыкаясь в плотный кулак, и для русского князя не нашлось места ни во главе отряда, ни на его краю. Пришлось мчаться в хвосте. Вместе с тевтонами проскакал он мимо своих воинов, в горячке схватки не замечающих ничего вокруг, перешел на галоп. Безо всякой команды, просто привыкнув делать это в нужный момент, крестоносцы опустили копья.
Литовцы, тоже повернув и сомкнувшись, опустили копья навстречу.
– А-а-а-а!!! – Воинские кличи слились с криками боли в единое целое, заржали умирающие кони, затрещали, ломаясь, древки копий, живая масса качнулась в сторону Сейма, остановилась, засверкали мечи.
