Книга Синдикат киллеров, страница 89. Автор книги Фридрих Незнанский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Синдикат киллеров»

Cтраница 89

Мне тоже многое не нравится, — заметил Меркулов и достал карманные часы. Щелкнул крышкой, и часы заиграли. — Так, сейчас восьмой час, а Романова молчит... Да курите уж, черт с вами, — разрешающе махнул он рукой. — И я с вами подымлю. За компанию. Может, хоть так чего-нибудь в голову придет...

— Лучше б стопарик... — буркнул Семен Семенович.

— Ну-ну, — осадил его миролюбиво Меркулов, — ты тут не у себя. Здесь, можно сказать, Кремль из окна видать... Вот переберемся домой, тогда навестим твою лабораторию. А у нас должна быть сплошная благочинность... Как это философ-то наш российский сказал? Иван Ильин — в газете недавно прочел: стоящий у власти стоит у смерти. Так вроде. Но по смыслу — точно. Прямо хоть эпиграфом бери к этим нашим делам...

Зазвонил телефон. Костя снял трубку и вдруг оживился. Сказал: ждем — и аккуратно положил трубку на место. Пояснил:

— Шурочка звонила, сказала — есть новости. Едет. Отдыхайте пока, я позову

Ахмет не знал, что и в тюрьме бывают «наседки». Когда он после допроса вернулся в камеру, настроение у него было такое, что хуже, кажется, невозможно. Эта суровая и непробиваемая полковница нарисовала несколькими мазками впечатляющую картину его ближайшего будущего. Оно представлялось слишком зримо, чтобы можно было немножко отстраниться, подумать, прикинуть, ну хотя бы как в картежной игре, просчитать пару ходов вперед, не больше. Его охватило отчаянье, от которого, он понимал, будет только хуже, потому что, когда совсем плохо, мозги не варят. Надо заставить себя успокоиться, и уж как совсем невозможное — посоветоваться бы с кем... А с кем, с этим охранником, которого она называла контролером? Так он и поможет — волком глядит. Стоять! Вперед! — вот и все, что может.

Отчаянье давило и размалывало Ахмета тяжелым катком, и от него не было никакого спасения. Вот когда, понял он, легко и просто расстаться с жизнью...

Он метался по камере, стонал, выл, бил кулаками в кирпичные стены и не чувствовал никакой боли. Наконец устал и рухнул на холодный бетонный пол.

Ни есть, ни пить он не мог и, когда открылось дверное окошко и с той стороны он увидел алюминиевый чайник, заорал так, что контролер послал его длинно и забористо и захлопнул окно.

И вот уже перед самым отбоем, как говорили у него в части, в камеру не вошел, а скорее влетел от толчка в спину невзрачный, хиловатый мужичок. Он только обернулся на захлопнувшуюся дверь и погрозил ей костлявым кулачком. Потом негромко, но сочно выматерился и пошел устраиваться на нарах, разглаживая руками казенный матрас, напоминавший скорее плоскую короткую подушку. А завалившись, повернулся спиной к Ахмету и засопел, засвистел носом.

Ахмет, мечтавший о любом собеседнике, не знал теперь, что делать. Он вставал, ходил по камере, заглядывал, нагибаясь, в лицо спящего. А тот дрых, что называется, без задних ног, и плевать ему было с высокого потолка на то, что у соседа по камере кровавые уже круги перед глазами от напряжения мыслей качались. Полночи промаялся так Ахмет, а потом нервы не выдержали и отключили сознание. Он только успел положить голову на свой матрас, как почувствовал, что валится куда-то в пропасть, и это падение было таким долгим, что он устал ждать, когда, наконец, оно кончится.

Молодой организм все-таки взял свое, и когда Ахмет проснулся, то почувствовал, что вчерашние кошмары вроде отступили куда-то и можно было дышать, каток не так уже сильно давил на грудь и сознание.

Сосед сидел на нарах, по-восточному поджав ноги, и пальцем сосредоточенно копался в своих носках, представлявших одну сплошную дырку. Без всякого любопытства взглянул из-под лохматых бровей на Ахмета и просипел то ли прокуренным, то ли простуженным голосом:

— Здоров...

— Здравствуйте, — растирая тыльной стороной ладони глаза, отозвался Ахмет.

— За что сидишь-то? — равнодушно поинтересовался мужичок.

— Говорят, по сто второй.

— Эва! — он осуждающе покачал головой. — А в другую перевести — никаких признаков?

— А это как? — не понял Ахмет.

И мужичок в течение десятка минут, будто крупный знаток уголовного кодекса, объяснил Ахмету, что в законе имеется масса всяких «а, б, в», и если умышленное, но без отягчающих, то совсем «вышка» и необязательна, чем зародил в душе Ахмета слабенькую пока надежду. Если, к примеру, перевести в сто третью, так вообще от трех до десяти, а это, считай, подарок.

Оказалось, сам мужичок уже второй раз тут. Первый раз тоже, как и Ахмет, получил за убийство пятнадцать лет, а теперь лепят мошенничество. Это сто сорок седьмая. В общем, скоро понял Ахмет, повезло ему с соседом, этот способен толковый совет дать, как себя со следователем держать, что говорить, а от чего категорически отказываться.

После завтрака и небольшого шмона, учиненного в камере молчаливым контролером, они, наконец, могли поговорить откровенно. Ахмет пересказал соседу всю свою одиссею, упирая на то, что он влип по молодости, не хотел, но так получилось, что уже после встречи с Бароном обратного хода не было.

— А это еще кто? — лениво поинтересовался мужичок.

— Да так, был один хлюст, — попробовал вывернуться Ахмет, понимая, что в запале нечаянно проговорился. И стал объяснять, что вообще-то Барона этого и в глаза не видел, а все приказы отдавал Коля, парень с фиксой во рту, похожий на авторитета. И это он модернизировал автомат, оптику приделал, глушитель навинтил и сказал, что если Ахмет теперь откажется, то его попросту прирежут.

— Это точно, это у нас так, — заверил мужичок. — Если кто взялся за мокрое, а после сделал ход назад — нипочем не спустят. А с другой стороны, ежели под угрозой для собственной жизни, то могут скостить и до восьми. А вот корыстные побуждения — это хуже, тут могут на всю катушку... Вообще-то лучше всего тридцать восьмая, пункт третий, — совершение преступления под влиянием угрозы или принуждения. И в ней же, — сообщил мужичок, — в пункте девятом, закон трактует, что чистосердечное признание или явка с повинной... Но у тебя, сокол, надо понимать, никакой явки не было, силком сюда привели... А вот ежали как чистосердечное, тут могут скостить, могут... Ты подумай, прежде чем в несознанку идти.

Вот теперь у Ахмета действительно появился материал для раздумий.

После обеда соседа вызвали на допрос, и вернулся он нескоро. А вернувшись, лег лицом вниз и обхватил худыми пальцами плешивый затылок. Как ни старался привлечь его внимание Ахмет, не отвечал, только зло посылал по-матерному.

Потом вдруг сел, скрестив ноги с голыми пальцами, торчащими из носков, и тоненько завыл. Ахмет даже испугался. А он все скулил, будто побитый пес, и из глаз его горошинами катились всамделишные слезы.

— Баба, сучка, раскололась, — заявил он вдруг, вытирая локтем сопливый нос.

Оказывается, сумел он на «куклах», ну пачках денежных, где сверху и снизу настоящие деньги, а внутри аккуратно нарезанная бумага, сколотить небольшой капиталец. И спрятал его от обыска. Только баба его, жена законная, знала, где хранил. И вот на ж тебе, сестре родной проговорилась, а та возьми да стукни участковому, который драл эту сучку, курву проклятую, пришли и забрали! «У-у-у! — застонал мужичок. — Выйду, убью-у-у!..»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация