— Да ну тебя, Тата, вечно ты с шуточками…
— А у тебя вечно какие-нибудь таинственные
происшествия. Да ты, небось, сама плохо поставила их на сушилку, а где-нибудь
что-нибудь тряхнуло, вот они и свалились.
— С водой?
— Почему с водой?
— Потому что осколки лежат в луже.
— Ну, тогда я не знаю, извини, мне пора в театр.
Кстати, может, подбросишь меня?
— Ох, прости, Таточка, я сейчас никак не могу.
Ну и поганка же эта Нёнорма! А мы еще собираемся охранять ее
квартиру. И тут меня осенило.
— Мотька, давай подкинем Альбине письмо, как в собаке
Баскервилей, вырезанное из газет: так, мол, и так, вашу квартиру собираются
ограбить, поменяйте замки. И все. Пусть сама чешется, а то как ей надо, так
мама все бросай, а как подвезти маму в театр на машине, так она, видите ли,
занята! Не желаю я тратить время на такую дуру.Тут к нам заглянула тетя Липа.
— Проснулись, сони? Подымайтесь и идите завтракать.
— Спасибо, тетя Липа, только мне бежать надо, —
сказала Мотька.
— Да съешь что-нибудь и беги себе.
— Нет, спасибо, я уже опаздываю, — сказала Мотька,
влезая в куртку, и шепнула мне: — Я нынче сама с газетами справлюсь, а ты ищи
пока подходящие слова. А ничего мы с кружками лажанулись, а?
И Мотька умчалась. Наскоро перекусив, я взялась за газеты.
Надо сказать, что управилась я в какие-нибудь полчаса. Все газеты были полны
криминальной хроники и полезных советов, как защитить свою квартиру. В
результате получилось такое послание: «Вашу квартиру намереваются ограбить.
Срочно поменяйте замки». Надев перчатки, я взяла лист бумаги из дедушкиного
стола, вырезала слова из газет и аккуратно наклеила на бумагу. Затем в
перчатках же я сложила листок и сунула в карман куртки.
— Тетя Липа, я пошла гулять, — крикнула я и
бросилась бегом вниз, к почтовым ящикам. Там никого не было. Рукой в перчатке я
собралась уже опустить листок в Альбинин ящик, но решила сперва показать его
Мотьке.
Навстречу мне попались две девчонки из нашего класса, Ляля и
Верочка. Верочка — первая красавица в классе, несусветная воображала.
— Слушай, Монахова, — сказала она нараспев, —
это правда, что в вашем доме какие-то привидения завелись?
— Сущая правда.
— И, говорят, ты их сама видела?
— Видеть не видела, но зато слышала.
— Ну и как?
— Что?
— Страшно?
— Ни капельки.
— Да ладно!
— Ей-Богу. Ну, девчонки, я побежала. Кстати, вы
Матильду не видели?
— Она на почте, у мамаши.
Я сломя голову помчалась на почту.
Мотька и вправду была там.
— Девочки, — сказала тетя Саша, Мотькина
мама, — сходите сперва в магазин, а потом уж гуляйте на здоровье! Как
мама, Асенька?
— Спасибо, хорошо!
Мы отправились в ближайший овощной. По дороге я показала
Мотьке письмо. Она его в целом одобрила, только сказала, что зря я взяла бумагу
у дедушки.
— Почему?
— Если она заявит в милицию, они начнут искать и смогут
по бумаге определить отправителя.
— Да ладно, а то милиции больше делать нечего, станет
она такой ерундой заниматься. Скажут — вас, мадам, просто кто-то решил
разыграть.
— Твоя правда. Ладно, давай на обратном пути зайдем на
почту, положим письмо в конверт и проштемпелюем.
— Это еще зачем?
— Чтоб не подумали, что это кто-то из дома.
— Но все равно же это наше почтовое отделение.
— Ну и что? А сколько народу оно обслуживает?
— Ох, Мотька, ну и голова у тебя!
— А бросим письмо мы сами — во-первых, так скорее. Ай,
Аська, а как же адрес? Печатными буквами, да?
— Да, адрес в газете не сыщешь.
— Тогда вообще ерунда получается. Она сразу поймет, что
это детские шалости. Прочитал какой-то недоумок «Собаку Баскервилей» и решил
позабавиться. На конверте печатные буквы, а в конверте бумажка с наклейками из
газеты — чушь какая-то.
— Правда, глупо! Что же делать?
— Вырезать буквы из газет и так написать адрес.
Купив все, что было велено, мы отнесли это к Мотьке,
нарезали кучу букв из газет, наклеили на конверт и решили, прежде чем идти на
почту, чтобы поставить штемпель, взглянуть на Альбинину квартиру, не грабят ли
ее. И что же мы увидели? С дверью возился наш домовый слесарь дядя Веня.
Альбина стояла у него над душой.
— Здрасьте, Альбина Федоровна! — сказали мы хором.
— Вот, девочки, меняю замки, а то, похоже, кто-то
сегодня ночью был у меня в квартире!
— Как! — ахнули мы, и я почувствовала, что
заливаюсь краской, а Мотька нагнулась, словно уронила варежку.
Слава Богу, все опять сделалось без нас, само собой!
Глава V. Дедушка приехал!
Когда приезжает дедушка, в нашем тихом доме начинается
веселая кутерьма — с утра до ночи звонит телефон, все время кто-то приходит,
шум, гам, смех, пение, музыка. Тетя Липа с упоением непрерывно что-то печет,
жарит и парит — за стол садится куча народу; и в центре всего — дедушка,
высокий, красивый, веселый. И лишь когда к дедушке приходит его аккомпаниатор
Александр Ефимович, в квартире воцаряется благоговейная тишина — дедушка
занимается. Присутствовать при этих занятиях позволено только мне — я сижу в
уголке и слушаю, как дедушка сначала распевается, а потом начинает или учить
новую партию, или повторять старые. Но больше всего я люблю, когда он готовится
к концерту — тогда он поет всю программу подряд, а Александр Ефимович делает
ему замечания. Бывает, они ругаются, но все равно дедушка слушается Александра
Ефимовича, хотя он намного моложе дедушки. «Музыкант Божьей милости» — говорит
про него дед.
Но, несмотря на суету, у дедушки всегда находится время,
чтобы побыть со мною. Мы с ним большие друзья. Я могу все ему рассказать, и он
тоже мне все рассказывает. Какие удивительные истории иной раз можно от него
услышать. Вот, например, когда он был еще молодой, он пел Гудала в опере
Рубинштейна «Демон». Дело было, кажется, в Свердловске. И когда Тамара на
высокой ноте побежала через сцену, у нее, как говорит дед, нижняя челюсть
соскочила с салазок — рот певица открыла, а закрыть не может. Тогда дедушка
обнял ее — Он ведь по сюжету доводился ей отцом — и одним ударом вправил
челюсть. Спектакль окончился благополучно. Вот какой молодец мой дедушка. А еще
дедушка страстный рыбак. Ему надо не просто сидеть с удочкой, а выходить с
рыбаками в море или закидывать бредень на реке; словом, его хлебом не корми —
дай порыбачить. И вот как-то приехал он в Таллин петь Бориса Годунова, и кто-то
предложил ему выйти в море — а дело было поздней осенью. Лодка возьми да и
опрокинься. Все попадали в ледяную воду, и дедушка тоже. И все-таки он
прекраснейшим образом на следующий день пел спектакль.
