— Еще не читал, — поняв вопрос, ответил Климов.
— Читай. — Прокурор кивнул и углубился в свои бумаги.
В принципе Климов уже знал, о чем речь в этом «Открытом письме» и в каких выражениях высказываются претензии. Но все же было интересно, насколько мог ошибиться. Оказалось, что самую малость. И это почему-то обрадовало. Но другое — огорчило. Четвертой по списку стояла фамилия Марины, а за ней — еще полтора десятка. Но те совершенно не интересовали Сергея Никитовича. И хотя он вчера сам снял с повестки дня вопрос ее участия, в душе шевельнулась обида — маленькая такая, как у обиженного птенчика. И тем она была болезненней. Ну ничего не мог с собой поделать Климов, знал, понимал, оправдывал, и тем не менее. Ладно, это тоже — не главное. А главное теперь то, какое решение уже принято. В том, что оно принято, он не сомневался ни минуты. Ну и что? Разве на этом кончается жизнь? Другое дело, в какой форме ему будет предложено передать материалы. И — кому? Могут ведь самим этим фактом оскорбить, унизить, а могут… даже и поощрить… по-своему…
— Ну? — спросил, не поднимая головы, прокурор, словно затылком видел, что Климов прочитал и теперь думает.
— Хотите знать мое мнение?
— А что, есть еще кто-то?
— Обычная история, Прохор Петрович. Я даже предполагал, что так и случится, когда вы назначили меня. То, что понятно нам и даже не вызывает сомнений, никогда не объяснить обывателю. Тот всегда прав. Как в гастрономе. И ветчина — всегда второй свежести, и продавец — зажравшийся хам.
— Осетрина, — сказал прокурор.
— При чем здесь осетрина? — не понял Климов.
— Книжки читать иногда надо, — отрезал прокурор.
— А-а, вы имеете в виду Булгакова?.. Верно, у него осетрина. Но разницы никакой. Я захватил, как вы велели, то, что наработано. Могу полный отчет представить. Раскрыть все рабочие версии. Расследование продвигается, есть новые соображения. После вчерашних бесед с родственниками.
— Что-нибудь конкретное?
— С одной стороны. А с другой — нуждается в тщательной проверке. Не в Москве, в Нижнем.
— А чего не работаешь? — Прокурор уже требовательным взглядом уставился на следователя. — А-а-а… Ну да… Прочитал, значит? Не нравится?
— Мне другое не нравится. Не письмо. У нас — демократия, каждый имеет право высказать свое конкретное мнение, даже собравшись с коллегами за общим столом. А не нравится то, что из-за этого их совершенно дурацкого приза может начаться свистопляска. А работать-то все равно придется нам. В смысле тому, кому будет поручено. Я готов передать дело.
— А чего так торопишься? Не уверен? Или надоело? Сам же говоришь, что версий хватает? Кто их станет отрабатывать? Ишь умненькие все стали! На тебе, боже…
— Я не отказываюсь. Но практика показывает…
— Мало что она показывает! — сердито выкрикнул прокурор. — А благодарить нас пока не за что. И это — правда. И нечего отмахиваться. Бригаду создал?
— Был в МУРе, мне выделили оперативный состав. Сложно с агентурой, но ребята обещали постараться. Да и времени-то ушло — всего ничего! Праздники же, будь они неладны! Это мы пашем, а народ, он гуляет и никак не может опомниться от своего счастья. Надо ж было придумать вескую причину, чтоб заставить людей пить так долго!
— Ну не все же… Был звонок.
— Понятно.
— Чего тебе понятно? Там тоже не олухи сидят. И не твои обыватели. Вот им все понятно. И поэтому принято решение… Чтоб снять ажиотаж, вся твоя бригада, кто у тебя там есть, войдет в подчинение Александру Борисовичу Турецкому. Слышал о нем?
— Даже видел. Однажды.
— Нормальный мужик. Я с ним разговаривал, он ведь старший помощник генерального сейчас. Недавно, — прокурор кивнул на телефонный аппарат, — сам позвонил, интересовался, как движется расследование. Я сказал, что работаем. У тебя есть о чем докладывать? Или одни предположения?
— Есть то, чего, по моему убеждению, уже не надо делать, не терять время. Круг версий сужается.
— Очень хорошо, — даже как будто обрадовался Прохор Петрович, — просто отлично! Я обещал перезвонить ему… Ты знаешь, одно время, я помню, когда он в «важняках» бегал, еще тут, у нас, его звали «мастером версий». И не просто так, а за дело. Очень у него в этом смысле хваткий ум был. Не знаю, сохранил ли? Так вот вам и карты в руки. Приготовься, наверное, с этими материалами и поедешь на Большую Дмитровку докладывать. А я влезать в это дело уже не буду, даже и смотреть не стану, нам двух «мастеров» — во как! — Прокурор провел указательным пальцем себе по шее. — И — все! С Богом. Сиди у себя, я ему дам твой номер.
Направляясь к себе в кабинет, Климов как-то отстраненно подумал, что его предсказания сбываются по всем параметрам. Правда, о Турецком он не думал, а это был далеко не самый худший вариант. Правда это или врут, но Климов определенно слышал, и даже не раз, что у Турецкого нет вообще ни одного незавершенного производством дела. За все его годы работы в прокуратуре. Так просто не бывает. Но ведь есть же! Хотя говорили, что многие его дела, особенно в лихие девяностые годы, в первую их половину, ему не давали доводить до суда — слишком большие шишки светились. Их легче иной раз было вообще убрать, чем выводить на суд. Но тут вины следователя уже никакой — конъюнктура!
Поэтому, если Турецкий действительно возьмется за это дело, результат — хотелось верить — будет обязательно. Да с ним и не грех поработать. И вообще, говорили, что мужик он — свой, не наглеет, на чужом горбу не катается, а ношу тянет наравне со всеми. Зато возможностей у него куда больше! Тут того не допросишься, этого, а старшему помощнику генерального прокурора кто посмеет отказать?
Нет, такой вариант совсем не плох, окончательно решил Климов и пошел готовиться уже к детальному разбору каждой выдвинутой им самим версии.
А телефонный звонок не замедлил последовать.
— Климов? Привет. Турецкий. Вы занимаетесь делом Морозова?
— Да, я, здравствуйте. Меня предупредили. Будете смотреть, Александр Борисович?
— Обязательно. У вас транспорт имеется? Или прислать машинку?
— Спасибо, своя есть.
— Обедали?
— Так еще утро.
— Точно?.. Ну и ну… Ничего себе денечек начинается! А у людей — праздник. Ладно, садитесь-ка в свою машинку и катите сюда, в Генеральную. На четвертый этаж. Со всем барахлишком, разберемся и будем думать, как жить дальше. Не растеряйте по дороге свои предложения. И учтите, если вы привыкли жить по расписанию, лучше перекусите по дороге, а то будем сидеть до упора. Кофе есть, ну еще, кажется, немного печенья, а больше ничего.
— Вполне достаточно, — буркнул Климов, несколько озабоченный таким стремительным напором. Но снова вспомнил, как про Турецкого говорили, что он вполне нормальный мужик, во всяком случае, не зацикленный и не вредный…