Все уже вышли из кибитки и стояли на холме, глядя на раскинувшуюся у их ног Москву. Держась за руки, Марианна и Язон присоединились к ним.
Представшее перед ними зрелище было одновременно величественным, романтичным и чарующим. Глаз охватывал весь ансамбль громадного города, заключенного в ограду красных стен длиной в двенадцать лье. Москва-река извивалась, как змея, охватывая своими кольцами острова, покрытые дворцами и садами. В большинстве дома были построены из дерева, но оштукатурены. Только на общественные строения и дворянские особняки пошел кирпич, глубокий цвет которого имел нежность бархата.
Повсюду виднелись многочисленные парки и сады, зелень которых гармонично сочеталась с перемежавшими их зданиями.
Солнце освещало тысячи церковных куполов, отражаясь от их позолоченных или лазурно — синих полушарий и сверкавших лаком зеленых и черных крыш. А в центре города, воздвигнутая на возвышенности и опоясанная зубчатыми стенами с высокими башнями, находилась громадная цитадель, настоящий букет дворцов и церквей, величаво утверждая древнюю славу Великой Руси. Кремль… Вокруг него сказочной тканью смешались Европа и Азия.
— Какая красота! — вздохнула Марианна. — Я никогда не видела ничего подобного.
— А я тем более, — сказал Жоливаль. — Действительно, — добавил он, обращаясь к остальным, — это стоит путешествия.
Таким же, очевидно, было мнение каждого, даже Шанкалы, которая после Киева полностью потеряла интерес к своим спутникам. Иногда на остановках или в пути, когда кибитка замедляла ход, она обращалась к прохожим и задавала какой-то вопрос, всегда один и тот же. Получив ответ, она без единого слова садилась на место и продолжала смотреть на дорогу.
Но теперь, облокотившись на балюстраду, она нагнулась к распростертому внизу городу и смотрела на него горящими глазами, с трепещущими ноздрями, как будто среди всех поднимающихся к ней запахов Шанкала хотела отобрать один-единственный, ибо след преследуемого ею человека привел сюда, к этому столь прекрасному городу, к которому война тянула свои зловещие щупальца.
Война между тем угадывалась, ощущалась. Ветер доносил запах сгоревшего пороха, тогда как в городе тишина с каждым мгновением становилась более глубокой и тревожной. Не слышалось ни единого знакомого шума: ни звона колоколов, ни веселого гама работающих мастерских, ни звуков музыки. Словно далекий хриплый голос пушек заставил замолчать все остальные.
Жоливаль первым развеял охватившее всех очарование. Вздохнув, он отошел в сторону.
— Если мы хотим до наступления ночи попасть в город, я считаю, что пора ехать. Там, внизу, мы постараемся узнать новости. Зажиточный класс говорит по-французски, а французская колония в Москве должна быть значительной;
Очарование быстро уступило место почти ужасу, когда спустились с холма и достигли городских ворот, где царил невероятный беспорядок. Поток беженцев столкнулся здесь с массой женщин и стариков, которые, опустившись на колени прямо в пыль перед воротами Даниловского монастыря, молитвенно сложив руки, настойчиво смотрели на большой золотой крест над главным куполом, словно надеялись на какое-то видение. Над толпой стояло неумолкаемое жужжание читаемых молитв.
В это же время подошедший по боковой дороге длинный обоз с ранеными пытался пройти через загроможденные каретами и повозками ворота. Толпа как могла старалась помочь ему проехать, уделяя ему не меньше внимания, чем кресту на куполе. Некоторые женщины даже целовали, как святыню, окровавленные повязки раненых.
Грязные и оборванные, эти солдаты вызывали одновременно ужас и жалость, напоминая армию призраков с ввалившимися глазами, горевшими на изможденных лицах.
Из некоторых открытых лавок и соседних домов выходили люди и предлагали им фрукты, вино и различные съестные припасы, а другие, собиравшиеся уехать, уступали кареты раненым и предлагали разместиться в их домах, где остались только слуги. Это казалось настолько естественным, что Марианна и ее компаньоны даже не подумали протестовать, когда два высоких парня в фартуках, видимо санитары, реквизировали кибитку.
— Если мы не подчинимся, — прошептал Жоливаль, — можем попасть в передрягу. Но из рук вон плохо будет, если нам не удастся в этой неразберихе найти карету, чтобы продолжать путешествие. В любом случае я признаю, что этот народ поражает меня: он демонстрирует перед лицом опасности замечательный пример единства.
— Единства? — буркнул Крэг. — Мне кажется, что между теми, кто уезжает и кто остается, серьезная разница. Мы встречали только элегантные экипажи. Уезжают богатые, бедняки остаются…
— Конечно! Имеющие загородные поместья устремляются туда. Я думаю, впрочем, что они пытаются сохранить свое добро. А остальные не знают, куда податься.
К тому же русские — фаталисты по природе. Они верят, что все происходит по воле Бога.
— Я думаю примерно так же, — пробормотал Язон. — Похоже, что с некоторого времени проявление свободной воли стало в высшей степени затруднительно…
После долгих усилий все-таки удалось пересечь заграждение и проникнуть на широкую улицу, также запруженную, которая вела к центру города. Продолжая путь, они пересекали тенистые бульвары, совершенно безлюдные, и пустые улицы без всяких признаков жизни, резко контрастирующие с той, по которой двигались. Во многих домах ставни были закрыты, являя ослепшие фасады.
Вскоре дошли до Москвы-реки, на которой грузили баржу бочками и сундуками. В свете заходящего солнца возвышавшиеся стены Кремля выглядели еще более красными. Но глаза новоприбывших уже привыкли к почти азиатскому великолепию святого города, и они только окинули взглядом старую царскую цитадель. То, что происходило у ее подножия, вызвало гораздо больший интерес…
Набережные реки, перешагнувшие через нее мосты и прилегающая к Кремлю площадь были забиты толпой.
Но эта толпа отличалась от подобной в предместье. Вооруженные саблями совсем молодые люди с восторженными возгласами смешивались с прибывающими со всех сторон обозами раненых. Их изящество, юность, привлекательность резко контрастировали с грязью и страданиями, с которыми они соприкасались, с излишней пылкостью пытаясь их облегчить.
Стиснутых в образовавшейся на мосту давке Марианну и ее друзей против их воли понесло непреодолимое течение, благодаря которому они, даже не заметив, пересекли реку и оказались более-менее свободными в движениях на громадной площади, где сверкала величественная, яркой раскраской похожая на гигантскую игрушку церковь.
С востока эта площадь ограничивалась большим великолепным дворцом с изящным фасадом и белым греческим фронтоном, а также парком у стен Китай-города, торгового центра Москвы. Перед дворцом собралась толпа, наблюдавшая за зрелищем, и Марианна с ужасом поняла, что это казнь…
Привязанного к установленной на помосте лестнице обнаженного до пояса мужчину били кнутом. Сплетенный из полосок белой кожи кнут при каждом ударе оставлял кровоточащий след, вызывая у страдальца стоны.
