— Сир! — взмолилась Марианна. — Позвольте мне хотя бы объяснить вам…
— Ни в коем случае! Идите в постель. Вы еле стоите на ногах. Я приду и скажу вам, что я решил…
И, словно она вдруг перестала существовать, он повернулся к ней спиной и направился к столу, за который уселся, предварительно избавившись от своих одеяний, как лук от шелухи. Забыв обо всем, он атаковал поданную ему шипящую яичницу.
В соответствии с привычкой императорская трапеза длилась недолго. Через десять минут Наполеон проник в комнату Марианны. Молодая женщина как раз улеглась в кровать, которой несколько сложенных вместе матрасов придавали вид высокобортного корабля. Она наслаждалась чашкой горячего молока, первой после долгого перерыва. При виде императора она перестала пить и хотела отдать чашку Барбе, но он остановил ее.
— Заканчивайте! — сказал он так, как обычно говорят «Убирайтесь!».
Не смея ни ослушаться, ни испытывать терпение, которое, она знала, было коротким, она, обжигаясь, допила молоко до конца. Взяв чашку и сделав реверанс, Барба исчезла. С совершенно новым для нее смирением Марианна ждала, когда император обратится к ней. Долго ждать не пришлось.
— Я больше не надеялся снова увидеть вас, сударыня! В самом деле, я все еще не могу поверить, что это действительно вас нашел я дрожащей возле дрянной повозки!
— Сир, — робко прошептала Марианна. — Может быть, ваше величество позволит мне…
— Нет, сударыня! У меня нет времени на вашу историю и благодарность. Оказав вам помощь, я сделал то, что требует простая человечность. Благодарите Бога!
— Тогда… могу ли я спросить, что ваше величество собирается со мной сделать?
— А вы как думаете?
— Я не знаю, но… поскольку ваше величество взяли на себя труд заняться розысками меня и даже оценить мою голову…
Он невесело усмехнулся.
— Оценить вашу голову? Не преувеличивайте! Если я пообещал некую сумму тому, кто вас найдет, то не для того — и я надеюсь, что вы не подумали ничего подобного, — чтобы отправить вас на расстрел. Знайте это, сударыня! Я не палач, не сумасшедший, не человек без памяти. Я не забыл услуги, которые вы мне оказали, я не забыл тем более, что исключительно ради моего спасения вы забрались в это осиное гнездо!
— Но я дала убежать вашему пленнику…
— Покончим с этим! Я не забыл, что вы любили меня и что, когда ваше сердце затронуто, вы можете броситься в худшие авантюры, подобные той, что вы учинили, чтобы спасти мятежного кардинала. Я не забыл, наконец… что я любил вас, и вы никогда не будете безразличны мне.
— Сир!..
— Замолчите! Я же сказал, что спешу. Если я вас искал, то только в надежде спасти вас от самой себя, прежде всего помешав вам побежать по пятам вашего американца, и избавить от невероятных опасностей его страну в дальнейшем. Неужели вам не могло прийти в голову, что я боялся… ужасно боялся узнать, что вы погибли в пожаре?
— Как могла я представить себе такое? Я думала…
— Вам нечего было думать, вам следовало подчиниться! Конечно, вы испытали бы мой гнев, но вам к нему уже не привыкать, не так ли? В конце концов я отослал бы вас во Францию, к себе, самым быстрым и удобным способом!
Взволнованная до слез Марианна едва прошептала охрипшим голосом:
— Ваше величество хочет сказать, что я не буду наказана за мой мятеж?
— Конечно, нет! Но ваше присутствие здесь доказывает, что вы не нарушили данное мне слово не ехать в Санкт-Петербург! И поэтому я не добавлю ничего к наказанию которое я вам определил.
— А… что же это за наказание?
— Ваш особняк в Париже больше не принадлежит вам. Тем более что вы уже давно не мадемуазель д'Ассельна де Вилленев. Отныне ваш фамильный дом принадлежит вашей кузине, мадемуазель Аделаиде д'Ассельна.
Что-то сжало горло Марианне, и она с трудом прошептала:
— Это значит… что Париж отныне закрыт для меня, что я — , изгнанница?
— Забавное слово для воспитанной в Англии эмигрантки! Не воображайте, однако, что я вышлю вас в Селтон-Холл. Вы не изгнанница, но вы не имеете больше права жить в Париже постоянно. Кратковременное пребывание вам не воспрещается, но жить постоянно вы обязаны там, где должно.
— И где это?
— Не делайте вид, что не понимаете! Вы — княгиня Сант'Анна, сударыня, вы будете жить вместе с вашим супругом и сыном. Все другие жилища в империи для вас под запретом.
— Сир!..
— Не возражайте! Я действую только в рамках данного вами обещания. Возвращайтесь к князю Коррадо.
Он достоин любви, даже если… цвет его кожи не таков, какой следовало бы иметь такому человеку.
Он медленно приблизился к кровати и положил руку на плечо молодой женщины, которая слушала его, охваченная уходящим из-под контроля чувством. Его голос стал вдруг очень нежным.
— Попытайся полюбить его, Марианна! Никто не заслуживает это больше, чем он. Если ты хочешь, чтобы я полностью простил тебя, будь доброй супругой… и вернись вместе с ним к моему двору. Человек таких достоинств не должен жить отшельником. Скажи ему это. Скажи также, что прием, который будет ему оказан, отобьет у любого желание посмеяться.
Теперь по щекам молодой женщины текли слезы, но это были слезы благодетельные, слезы облегчения и нежности. Быстро повернув голову, она прижалась влажными губами к бледной руке, сжимавшей ее плечо, не пытаясь произнести хоть слово. Несколько мгновений они оставались так, затем Наполеон осторожно убрал руку и подошел к полуоткрытой двери.
— Констан! — позвал он. — Готово?
Слуга появился немедленно, с портфелем и бумагами, которые он вручил Марианне.
— Здесь, — заметил император, — паспорт, ордер на реквизицию кареты, разрешение брать почтовых лошадей, деньги, наконец! Отдыхайте! Подлечитесь несколько дней, затем спокойно отправляйтесь во Францию.
Уезжая отсюда, отдайте предпочтение саням. Я решил воспользоваться ими.
— Ваше величество уезжает сейчас же? — робко спросила Марианна.
— Да, мне необходимо вернуться как можно быстрей, ибо я узнал, что в мое отсутствие один презренный безумец, некий Мале, объявив о моей смерти, едва не совершил государственный переворот. Я уезжаю немедленно… — Затем обратился к Констану, ожидавшему, отступив на три шага, приказа:
— Уже решено, какой дорогой мы поедем? На Кенигсберг или Варшаву?
— Герцог де Висанс послал курьера до Гумбленнена, чтобы посмотреть, какова дорога на Кенигсберг, которая прямей.
— Хорошо. Едем, мы сможем свернуть, если дорога окажется плохой. Прощайте, сударыня! Надеюсь снова, увидеть вас при менее драматических обстоятельствах.
