Геннадий пожал плечами:
— Сестренка, ты же знаешь, я — плохой стратег. Я — человек действия, так же как и Женька. — Он кивнул в сторону Бабаева. — Мы лучше умеем воевать, а разрисовывать красным карандашом карту военных действий — это дело других. Тех, кто в этом петрит.
Лариса прищурилась и обвела присутствующих тяжелым взглядом.
— В таком случае, — медленно сказала она, — вам лучше послушать меня.
7
Через пятнадцать минут Геннадий вышел на кухню покурить. Лариса последовала за ним. Геннадий зажег сигарету и протянул ее сестре. Она покачала головой:
— Нет, не хочу. Сигарета успокаивает, а я сейчас не хочу быть спокойной.
— Что хорошего в горячности?
Лариса усмехнулась:
— Все великие свершения делались горячими и беспокойными людьми. Если бы люди всегда были рассудительными и холодными, мы бы до сих пор жили в каменном веке.
— Спорное утверждение, — возразил Геннадий. — К тому же твоя горячность никогда не мешала тебе рассуждать здраво. Ты умная девушка, сестренка. Но ты не должна себя переоценивать. Даже самые умные люди совершают ошибки.
Лариса пожала плечами:
— А я и не спорю. Поэтому я и хочу, чтобы ты участвовал в нашем обсуждении. Чем больше мнений, тем точнее можно все просчитать. Последние десять минут ты молчал. Почему? Ты не согласен с нами?
Геннадий затянулся сигаретой, выпустил косматое облако дыма и нахмурился.
— Ты никогда не видела, как убивают людей, сестренка, — глухо проговорил он. — Ты не видела, как люди корчатся в крови. Ты сама никогда никого не убивала и не знаешь, как чувствует себя тот, кто убил другого человека.
— Не в этом дело, Ген.
Он повернулся и пристально на нее посмотрел.
— А в чем?
Лариса прикусила губу. Затем заговорила — быстро, но рассудительно, как она одна умела:
— Я понимаю, о чем ты говоришь, брат. Я понимаю, как трудно сделать то, что мы… о чем мы говорили. Но иногда, делая добро, мы вынуждены совершать страшные поступки. Подумай сам. Если бы в тридцатых годах кто-нибудь убил Сталина, он бы спас миллионы людей. Миллионы высоких и благородных человеческих жизней в обмен на одну — мелкую, дьявольскую и подлую. Это стоит того, правда? — Она немного помолчала. — Мы пойдем на это не из личной мести. И не из-за шкурных интересов. И ты это прекрасно знаешь. Я не хочу давить на тебя. У каждого человека своя судьба, и каждый распоряжается своей жизнью так, как хочет. Если ты не захочешь мне помочь, я не стану тебя винить. Правда. Я все пойму.
Геннадий прищурился:
— А ты?
— Я для себя уже все решила, — твердо ответила Лариса. — И теперь не поверну назад, чего бы мне это ни стоило.
С минуту они оба молчали. Геннадий курил, Лариса положила подбородок на сжатые кулачки и прикрыла глаза. Наконец он сказал:
— Хорошо. Я буду с тобой.
… В комнату они вернулись вместе. Бабаев, Кириллов и Бебиков смотрели на них выжидательно, переводя взгляды с нее на брата и стараясь угадать, о чем они договорились на кухне. Лариса не стала испытывать терпение друзей и сказала:
— Гена с нами. Все в йорядке.
Лица троих мужчин разгладились, словно они хором издали тайный вздох облегчения. После ухода Геннадия и Ларисы на кухню они десять минут провели в мучительном ожидании. Каждый решал про себя: что делать, если Геннадий откажется? Тоже отказаться? Или пойти на дело без него? Но где гарантия, что он их не сдаст?
— Итак, мы решили главное. Теперь нужно договориться, кто и какую часть работы на себя возьмет.
— Что касается меня, — сказал Бебиков, — то моя роль предельно ясна. Исполнитель из меня — с моим слепым глазом — никакой. А вот подготовить «инструмент устранения» я смогу.
— Ты давно не практиковался, — сказал ему Бабаев. — Ты уверен, что сможешь сделать толковую бомбу?
Бебиков пожал плечами:
— Не знаю, что ты имеешь в виду под словом «толковая». Дайте мне все необходимые характеристики, и я вам изготовлю продукт, соответствующий этим характеристикам. Это я могу гарантировать.
— Нам понадобятся три бомбы. Это как минимум. Но кроме основных нужно проработать и запасные варианты.
— Можно использовать снайперские винтовки, — предложил Бебиков. — Я знаю, где их можно достать. Правда, они нам обойдутся в хорошую копеечку.
— Деньги — не вопрос, — сказала, Лариса. — Мы можем снять необходимую сумму со счетов ассоциации.
— Если мы это сделаем, нас легко будет вычислить, — заметил Геннадий.
— Ну тогда воспользуемся другими источниками, — пожала плечами Лариса.
Парни помолчали. У всех на губах замер один и тот же вопрос, но задать его осмелился только Геннадий:
— Ты это о Берлине?
— Да, — кивнула Лариса. — У меня с ним хорошие и доверительные отношения. Можно даже сказать, что мы друзья. Уверена, он может дать столько денег, сколько понадобится.
— Но сперва он поинтересуется, зачем нам эти деньги, — заметил Геннадий.
— Разумеется. Но… — Лариса поколебалась. — Мне кажется, он все поймет. Даже если я ему ничего не скажу.
— Как это? — не понял Андрей Кириллов, который (в отличие от всех присутствующих) знаком с Берлиным не был.
— Михаил Храбровицкий — его друг и коллега, — сказала Лариса. — Можно сказать, он вывел Берлина в люди, сделал его богатым. К тому же если Храбровицкого осудят, то за ним потянут и самого Берлина. Он прекрасно это понимает.
— Гм… — неопределенно произнес Кириллов и недоверчиво потер подбородок пальцами.
— Лариса права, — поддержал подругу Евгений Бабаев. — Мне кажется, Берлин давно наталкивает нас на эту мысль. Я даже думаю, что втайне он злится, что мы такие недогадливые.
— Значит, он будет участвовать? — спросил Кириллов.
Лариса покачала головой:
— Нет. Он никогда не сделает ничего, что может повредить его репутации. И мы должны это понимать.
Кириллов усмехнулся:
— Между нами говоря, позиция довольно подленькая.
Лариса посмотрела на него гневным взглядом. А ее брат пожал плечами и объяснил:
— Берлин не солдат, ой — бизнесмен. И как любой бизнесмен, предпочитает откупаться от проблем деньгами.
— Решает свои проблемы чужими руками,'— презрительно произнес Кириллов, не обращая внимания на недовольные взгляды Ларисы.
— И что тут такого? — вновь пожал плечами Кизиков.
А Лариса сказала раздраженным голосом:
— Это не только и не столько его проблема, сколько наша. Или ты до сих пор этого не понял?
