У Мартина не было семьи; все его попытки найти достойную подругу жизни всякий раз наталкивались на то, что его нежность и доброту принимали за слабость и начинали «ездить» на нем. Все это заканчивалось очень просто — в один прекрасный момент, когда женщина уже думала, что сделала из Мартина безропотную овечку, его терпение иссякало, и он вдруг молча собирал ее вещи и вежливо просил освободить его квартиру. Никакие просьбы и слезы не могли заставить его изменить решение. И тогда на Мартина извергался такой поток оскорблений, что не каждый бы смог выдержать, но он как бы не слышал их, они уже не задевали его, проносились мимо.
В конце концов он прекратил свои тщетные поиски и стал убежденным холостяком, не гнушавшимся однако волочиться за первой попавшейся смазливой девчонкой. Но как только в их отношениях появлялись намеки на совместную жизнь, он сразу же «брал длительный отпуск» или «уезжал в бессрочную командировку». Его отец давно умер от сахарного диабета, и он жил с матерью, прикованной к инвалидной коляске: после смерти мужа у нее что-то случилось с центральной нервной системой. И еще была младшая сестренка, родившаяся через пять месяцев после смерти отца. Мартин в ней души не чаял и баловал ее как мог. Девочка платила ему той же монетой и с нетерпением ждала его возвращения с работы. К сожалению, она родилась с неизлечимым недугом — у нее была парализована правая сторона тела, и врачи с изумлением наблюдали за тем, как эта девочка опровергает их самые мрачные прогнозы. А пока они ломали головы, она продолжала жить. Мартин был твердо убежден, что ее держит на этой земле его необъятная братская любовь.
И вот Стэнли (так звали главаря банды) приказал своим людям как можно больше разузнать о личной жизни «упрямых легавых», которые решили потягаться с ним. «Зацепить» Майкла было трудно: у него после возвращения из Вьетнама что-то оборвалось внутри, и он никак не мог себя заставить жить в одном доме с матерью, постоянно ощущать отсутствие отца, когда она решилась на второе замужество. Сердцем он понимал, что она имеет право на личную жизнь, и он не должен мешать ей, но… Нет, он не перестал любить ее и очень часто перезванивался с матерью, но пересилить себя и попытаться наладить отношения с ее новым мужем он не мог.
Когда же Стэнли доложили о ситуации в семье Мартина Бейкера, он довольно потер руки и плотоядно улыбнулся, затем приказал выкрасть «любимую сестренку» и привезти к нему. Это было несложно. Пятнадцатилетняя девочка, развитие которой затормозилось гдето на семилетнем рубеже, приняла похищение за игру взрослых и заливисто смеялась, когда «дяди» щекотали ее, лапали вполне сложившуюся грудь. Стэнли заставил девочку наговорить послание брату, в котором она сообщала, что ее окружают «сильные дяденьки», которые постоянно играют с ней в «дочки-матери». «Сначала было очень больно, а сейчас уже почти не болит, только кровь идет, но мне весело, и я очень скучаю по своему братику. Приходи скорее, Марти!»
Эту запись Стэнли сделал на тот случай, если у девочки неожиданно изменится настроение и она откажется разговаривать с братом по телефону. Бандиты охраняли ее по очереди, и первые два дня никто из них и не думал о том, чтобы приставать к ней. Но во вторую ночь очередной сторож подвыпил и в нем что-то взыграло: он стал щекотать девочку, которая спросонья ничего не поняла и вдруг рассмеялась нервно, навзрыд. Это раззадорило парня, и он нахально задрал ей подол платья на голову. Девочка попыталась опустить его здоровой рукой, но парень завязал подол над головой, и обе ее руки оказались как бы в клетке.
Вид ее розовой кожи, маленьких грудок вспенил его кровь, и он впился губами в мгновенно набухшие сосочки. Для девочки это было столь необычно, что она ойкнула и снова нервно захихикала. Ее смех был похож на всхлипывание щенка, но это уже не заботило насильника, и он полез огромными ручищами в ее фланелевые трусики. Шершавые пальцы, словно наждаком, царапали нежную кожу, но девочка не кричала, чувствуя, что за это ей сделают еще больнее. Словно в благодарность за это парень не стал обращаться с ней грубо, и его ласки обрели даже какую-то своеобразную нежность. Девочка не видела бандита, а только ощущала его прикосновения. Несмотря на заторможенность мозга, ее тело уже томилось чувственностью женщины, и ласки парня разбудили ее. Она инстинктивно раздвинула ноги пошире, предоставляя ему свободу действий.
Его пальцы неожиданно нащупали ее девственность, и это еще сильнее возбудило насильника. Он стал сдирать с нее трусики, не выпуская изо рта отвердевшего, сосочка. Девочка извивалась под его напором, но вовсе не от страха, а от охватившего ее необъяснимого желания. Ей хотелось обхватить голову парня и прижать к своей груди. Она постанывала в изнеможении, и ей казалось, что еще мгновение — и она взлетит с ним ввысь и помчится сквозь облака к яркому солнцу.
Парню было так приятно ласкать девочку между пухленькими нижними губками, что он пока даже и не думал о том, чтобы вонзиться в нее своим отвердевшим клинком. Но и притрагиваться к девственной плеве ему было уже мало, и он вдруг резко ткнул вглубь пальцем. Она громко вскрикнула и попыталась высвободиться, отстраниться от его пальца, который ожег ей внутренности. Но парень крепко держал ее в своих объятиях и продолжал шевелить пальцем. Он почувствовал, как по руке потекло что-то горячее, и догадался, что это кровь. Это догадка не отрезвила его, а распалила еще больше. Сейчас он напоминал вампира, почуявшего любимый запах. Он быстро обнажил свой клинок и, уже совершенно не щадя девочку, со всей силы вогнал его в окропленные кровью полудетские ножны. Боль была настолько нестерпимой, что она коротко вскрикнула и потеряла сознание. Это не остановило насильника, он уже был во власти желания и ни о чем другом думать не мог. Его мощный насос работал до тех пор, пока внутреннее напряжение не достигло нужной силы и не разрядилось бурным потоком, после которого член сразу же потерял былую твердость. К этому моменту девочка очнулась, и ей даже показалось, что никакой боли и не было. Совершенно неосознанно, подчиняясь природному инстинкту, она стала помогать ему, поднимая худенькие бедра, и это длилось до тех пор, пока ее вдруг не охватило какое-то странное ощущение. Девочке захотелось закричать, но комок подкатил к горлу. Тело напряглось, на мгновение одеревенело и… сбросив напряжение, ослабло, и уже ничего не хотелось.
— Что это со мной? — тихо и жалобно спросила она.
— Это мы с тобой играли в дочки-матери, — отдышавшись, ответил парень, не в силах даже двигаться.
— А кто мама? — невинно спросила девочка, потом вдруг задала второй вопрос: — У меня ручка устала, можно меня уже развязать, дяденька?
Ее бесхитростный тон настолько смутил парня, что он моментально развязал подол платья и даже помог ей опустить безжизненную правую руку.
— Скажи, дяденька, а чем ты таким горячим трогал меня там? И зачем? Разве так играют в дочки-матери? — Да, так играют в дочки-матери взрослые, — ответил он первое, что пришло в голову. В этой банде парень был совсем недавно и еще не успел до конца испортиться. И сейчас, когда он надругался над девочкой-инвалидом, он чувствовал себя отвратительно, но в то же время разозлился на девочку.
— А, теперь я понимаю: дочки-матери — это когда в животике дочки появляется маленький ребеночек, и тогда дочка становится мамой! — рассудительно подытожила она и взглянула на него огромными, широко посаженными зелеными глазами.
