Чем-то вэбередил ему душу этот разговор, задел в нем какие-то струны, и потому сон прошел окончательно. И песня, которую пел Сашка-бомж… Он знает эту песню, точно уверен, что слышал раньше эти слова.
Савелий напоминал золотоискателя, собирающего золотые песчинки, которые позднее сольются и образуют какую-нибудь форму. Сашка-бомж прав, ему постоянно нужно думать и напрягать свой мозг, заставляя его постепенно выдавать все, что было в его прошлом. Может, напрасно он не пошел вместе с Сашкой: сейчас ему хотелось поговорить, неважно о чем, а с этой мертвоспящей парочкой не поговоришь — пожилые, лет под семьдесят, глухонемые, брошенные всеми люди. Они живут в своем мире и, вероятно, немало выстрадали, но даже у них есть воспоминания, которых лишен он, Савелий.
Савелий вдруг подумало Наташе. Захотелось увидеть ее глаза, услышать ее певучий и добрый голос. Поговорить с ней, рассказать, что его мучает, о чем он постоянно думает. Собственно, что ему мешает? Вот телефон, который она сама предложила, автомат тоже несложно найти… А что, сейчас возьмет и позвонит! Возьмет и позвонит! Савелий решительно поднялся и пошел к выходу. Он впервые был здесь, но шел уверенно, словно путь был привычным, сам не понимая, как он смог так быстро запомнить его в довольно сложном подземном лабиринте.
Проходя один поворот, он, как и тогда, когда шел сюда, почувствовал тошнотворный запах. Этот запах ему был знаком, хотя он и не знал откуда. Было совершенно темно, но он шел уверенно, ориентируясь только по запаху. Через несколько десятков метров запах стал настолько нестерпимым, что он понял: добрался до места. Он чиркнул спичкой и огонь выхватил из тьмы мешок: зловоние исходило именно из него.
Оглядевшись, Савелий подхватил какую-то палку, обмотал ее тряпкой, оторванной от этого мешка, поджег ее. Затем брюзгливо начал разворачивать мешковину. Вскоре тусклое пламя импровизированного факела высветило что-то белое, и это что-то оказалось человеческим телом. Савелий не испытал страха при виде начавшего разлагаться трупа молодого мужчины. Ему сразу бросилась в глаза рана с левой стороны груди. По его поразило, что у парня был отрезан член. Бедняга, подумалось ему! Он почему-то был уверен, что парня оскопили еще живым. Скорее всего месть стала причиной его смерти.
Савелий снова огляделся и вдруг увидел изящный продолговатый предмет, поднял его и уверенно нажал на кнопку. Раздался щелчок и в свете факела блеснуло стальное лезвие. Как же они так оплошали, подумал он, — оставить такую улику рядом с трупом… На ноже даже осталась кровь, напоминавшая ржавчину. То ли небрежность, то ли уверенность в своей безнаказанности. Скорее всего и то, и другое.
Савелий тщательно обтер нож тряпкой и сунул в карман — красивая и нужная вещь, «в хозяйстве пригодится». Он вдрут подумал о том, что этим ножом был убит человек. И неважно, была ли в чем его вина, может, он и заслуживал смерти, но Савелий был уверен, что человек сам не имеет права чинить расправу! Не имеет! Должен быть суд, виновный должен иметь возможность оправдаться, защититься! Савелий вдруг со злостью сплюнул на сырой бетонный пол. Перед глазами встал тот подонок, что приставал к Наташе. Здоровенный такой бугай, и она, нежная, тонкая и беззащитная. Не окажись он рядом, неизвестно, чем бы все кончилось. Таких убивать сам Бог велел!
Ну, вот, договорился, нечего сказать! Выходит, нельзя все расставить по полочкам, невозможно быть со всеми одинаково ровным. Выходит, в каждом конкретном случае нужно подходить индивидуально и поступать по-разному. По-разному… Савелий покачал головой: совсем запутался. Поступать по-разному!? Но как определить, что ты не допускаешь ошибки? Кто даст гарантию, что ты сам не ошибаешься?
Ему (неизвестно откуда он слышал эту древнюю мудрость, да еще по-латыни) вдруг вспомнились слова: «Эраре гуманум зет» — «Человеку свойственно ошибаться». А значит, коль скоро судьи тоже люди, то и они могут ошибаться… Какой-то замкнутый круг получается: преступники должны быть наказаны, а определить степень их вины должен — человек, который сам может допустить ошибку! Так что же, не судить? И каждый судья должен быть высокопорядочным, честным и беспристрастным и судить должен сообразно своим убеждениям и понятиям. Вот и выходит, что каждый человек может быть судьей. Может-то может, но имеет ли право? Вот в чем вопрос…
Квартира Наташи
Так, размышляя, Савелий добрался, наконец, до телефона-автомата. Как ни странно, трубка не была оторвана и тут же отозвалась длинным гудком, едва он снял ее с рычага. Савелий быстро набрал номер.
— Да, вас слушают! — услышал он знакомый голос, и его сердце заколотилось.
— Наташа, это ваш новый знакомый… — с трудом преодолевая волнение, отозвался он.
— Знакомый по имени Рэкс? — ома проговорила это как-то неуверенно, и ему было непонятно, рада она звонку или нет. — Я уж всякое терпение потеряла, нехороший вы человек! Как же так можно? — ее голос дрожал.
— Простите, Наташа, я не пони… — растерянно начал он, но девушка тут же прервала:
— Он не понимает, видите ли! Столько времени прошло, я вся испереживалась! Хотела уж в милицию обращаться, да остановило то, что вы тогда на это слово странно среагировали. Нельзя же так! — тихо добавила Наташа.
— Наташа, я очень прошу меня простить: не думал, что будете так переживать за меня… — Он действительно был удивлен и сейчас не знал, как себя вести. — Я несколько раз порывался позвонить, но в последний момент передумывал. Правда, один раз все-таки позвонил, но услышал, видимо, вашу бабушку и…
— Дал деру? — Она вдруг рассмеялась. — Бабушка мне говорит: позвонил какой-то твой ухажер и молчит. Я ему «алло, алло», а он посопел-посопел, да и положил трубку! — Она так смешно изобразила свою бабушку, что Савелий очень легко представил ее и весело рассмеялся.
— Вы сейчас заняты, Наташа? — осторожно проговорил он.
— Да… разговором с вами! — В ее голосе он услышал иронию, и ему вдруг стало хорошо и тепло. — А потом? — не унимался он.
— Господи! — воскликнула Наташа. — Вы где сейчас?
— Недалеко от Старого Арбата… — Прекрасно! Значит, так: садитесь на «букашку» и доезжайте до Маяковки. На остановке, сразу за мостом я встречу. Идет?
— Еще как! — воскликнул радостно Савелий. — Лечу! — Он хотел уже положить трубку, но тут же воскликнул. — Ой, Наташа, подождите, забыл спросить: что взять по дороге? — Вы что, еще кредитоспособны? — Да есть еще немного! — усмехнулся он. — Ничего не нужно, все есть! — ответила она сразу, но тут же удивленно спросила: — А почему вы решили, что я вас к себе приглашаю?
— Так показалось, — откровенно признался Савелий. — Ну и хорошо! — решительно сказала Наташа. — Вам правильно показалось: мне никуда не хочется, решила вас домашним угостить! — А вы не боитесь? — Чего? — усмехнулась девушка. — Ну… вдруг я действительно иностранный шпион!
— Значит, так тому и быть: буду вас перевербовывать! — в тон ему сказала она. — Все, жду!
В трубке послышались короткие гудки, и Савелий осторожно повесил ее на рычаг. Он чувствовал какую-то легкость, нежность. Как хорошо, что он позвонил! Он едва не бегом устремился к остановке. На троллейбус он не успел и тут увидел лоток, где продавались роскошные розы. Выбрав пять красных, он аккуратно взял букет и стал ждать троллейбуса, думая о предстоящей встрече с понравившейся ему девушкой. Когда Савелий подъехал, Наташа уже стояла на оста-
