— Осено холосо! Одна — европейская, другая — американская. Господа только два?
— Нет, скоро придет еще один человек.
— Холосо! — Он улыбнулся еще шире и тут же скрылся за дверью.
Шеппард деловито вытащил из кармана небольшой приборчик и приставил палец ко рту, как бы предупреждая Воронова. Включив приборчик, он медленно прошелся вдоль стен кабинета, потом тщательно обследовал стол.
— Все в порядке! — заявил он.
— Неужели так точно определяет?
— Полковник говорит, что этот прибор самый чувствительный из тех, что есть в мире! — хвастливо проговорил Дональд.
Полковник Джеймс, войдя в ресторан, махнул метрдотелю, и тот сразу же поспешил к нему. — Что угодно, господина? — ощерился он.
— К вам сюда приходил очень высокий господин?
— Точно так! Осень больсой. С другая господина, тоже больсой, но много меньсе. Позалуста, я показать! — Он кивнул и махнул рукой, указывая направление.
— Что заказали? — спросил Майкл, входя в кабинет.
— Я — нашу еду, Андрей — европейскую, — ответил Дональд.
— Отлично! Тогда я присоединяюсь к нашему гостю. — Полковник повернулся к метрдотелю: — Мне тоже европейский ужин и бутылку холодной русской водки. Да, и не забудь к ней русскую икру!
— Моя понятно! Спасиба! — Он, пятясь, выскользнул из кабинета, каждую секунду кланяясь посетителям, заказавшим такой дорогой деликатес, как русская икра.
— Как вы находите? По-моему, вполне уютно, — заметил довольный полковник, глядя на Воронова.
— Да, мне нравится, — ответил Андрей.
— А ты остался таким же сумасшедшим, как тогда! — неожиданно проговорил Майкл и укоризненно покачал головой. — А если бы пуля попала в тебя, а не в меня?
— Тогда бы поменялись декорации! — усмехнулся Воронов. — Были бы не эти, — он окинул взглядом кабинет, — а больничная койка, белые простыни и белые стены. Кроме того, на твоей груди не было бы синяка.
— Нет, пусть уж лучше так! — усмехнулся полковник и повернулся к Дональду: — Ну?
— Все чисто, господин полковник! — тотчас откликнулся тот, догадавшись, о чем спрашивал Майкл.
— В таком случае, пока не принесли наш заказ, выйди и никого не пускай: нам нужно поговорить.
— Слушаюсь, господин полковник! — Двухметровый гигант поднялся и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
— Предлагаю говорить по-русски, — произнес вдруг полковник Джеймс.
— С тех пор как мы не виделись, ты здорово продвинулся в русском языке, — сделал комплимент Воронов.
— Стараемся, батенька, стараемся! — Полковник очень похоже передразнил Богомолова; в хорошем настроении он часто приговаривал именно так.
— Действительно похоже, — усмехнулся Воронов. — На русском ты хочешь говорить для практики или из предосторожности?
— Конечно же для практики, — ответил полковник. — Дональд ведь сказал, что все чисто!
— Сказал! — ехидно усмехнулся Воронов. — Но ваш хваленый прибор не такой уж и совершенный! — Он вытащил из кармана коробок спичек и положил на стол перед полковником.
Тот, недоумевая, переводил взгляд с коробка на Воронова, пытаясь догадаться, в чем тут дело. Наконец Воронов решил открыться и притронулся к коробку, откуда сразу же раздался голос Дональда: «Полковник говорит, что этот прибор самый чувствительный из тех, что есть в мире».
Майкл Джеймс взял в руки приборчик и покачал головой.
— Что тут скажешь? — Он тяжело вздохнул. — Разве можно угнаться за человеческой мыслью? Да, Андрей, утер ты мне нос этим коробочком! А теперь к делу! Покойный Макалистер должен был следить за тобой от самого аэропорта, а потом найти способ познакомить тебя с некоей Ланой.
— Ланой? — переспросил Воронов. — Уж не из Москвы ли эта женщина?
— Мы навели о ней справки, — кивнул Майкл. — Она действительно из Москвы и в недалеком прошлом была любовницей Григория Марковича. Вы знакомы?
— Да, я ее знаю. В нее был влюблен Савелий.
— Влюблен? Как же тесен мир! Где Москва и где Сингапур? А вот встретились. Жаль, Савелия с нами нет!
— Действительно, жаль! — усмехнулся Воронов, но, перехватив настороженный взгляд полковника, тут же стер улыбку и быстро переменил тему разговора. — Григорий Маркович в Москве…
— И останется там навсегда! — продолжил за него полковник. — Об этом тебе просил сообщить Богомолов.
— А не насторожит ли Рассказова гибель Макалистера?
— А что его может насторожить? Те, кто были поблизости и что-то видели, погибли!
— Интересно, для чего Рассказову нужно свести меня с Ланой? Что он задумал? И что теперь делать? Кто теперь вместо Барта организует нашу встречу? — Андрей задумчиво покачал головой.
— Думаю, ничего делать не нужно.
— Как?
— Очень просто! Пусть они сами на тебя выйдут. Если ты действительно нужен Рассказову, то они отыщут способ и, поверь мне, задерживаться с этим делом не будут. А начнешь суетиться сам, все испортишь! — Полковник многозначительно посмотрел на Воронова.
В этот момент в дверь постучали.
— Входи, Дональд! — бросил полковник.
— Подошел метрдотель и… — начал он.
— Пусть вносит!
— Да нет, он говорит, что Андрея просят к телефону.
— Что? — встревожился Воронов.
— И какую фамилию назвали? — спросил полковник.
— Никакую! — пожал плечами сержант Шеппард. — Попросили постояльца из четыреста пятнадцатого номера.
— Хорошо, сейчас он подойдет, — сказал полковник, и Дональд прикрыл за собой дверь. — Ну, что я тебе говорил? — усмехнулся Майкл, глядя на Воронова. — Не сомневаюсь, это кто-то от Рассказова.
— Не знаю… — неуверенно протянул Андрей.
Рассказов, узнав о прибытии Воронова, сразу же решил повидаться с Ланой. Он нашел ее у своей Любавы. Девушки гуляли в тени кипарисов, плотным кольцом окружавших открытый бассейн рядом с виллой. Общение с Ланой сказывалось на Любаве весьма благотворно: она уже почти без акцента разговаривала по-русски, стала увереннее. Еще недавно влюбленно-благодарная девчонка постепенно расцветала, превращалась в красивую женщину, с достоинством носящую ребенка. Любава уже заранее души не чаяла в младенце и могла часами говорить о нем, обсуждая его будущее.
Впрочем, и сам Рассказов менялся буквально на глазах. Он стал добрее, великодушнее, старался не повышать голоса, даже когда был готов взорваться. Самое интересное, что ему и самому это нравилось.
Лана с Любавой, как дети, резвились между деревьями. Рассказов несколько минут наблюдал за ними с умильной улыбкой, не решаясь прервать эту идиллию, но разум возобладал над чувствами, и он решительно направился к девушкам.
