— Открывай, старый, гости! — раздался знакомый бас Мясника. Каюмов щелкнул замком.
Двое его подручных, не менее восьми пудов каждый, которых, кстати сказать, и ростом Бог не обидел, втащили третьего. На вид ему было лет сорок пять, никак не меньше. Небольшая прядь седых волос придавала ему весьма интеллигентный, даже импозантный вид. Несмотря на то что во рту у него был кляп, глаза завязаны, а руки скручены за спиной, он вел себя на удивление спокойно, надеясь, видимо, что все обойдется: вряд ли кто-либо всерьез мог угрожать ему лично. С такими-то связями в уголовном мире Алма-Аты! Да, откровенно говоря, он и сопротивляться-то не мог: с двух сторон ему в бока упирались пистолеты.
— Ведите в подвал! — приказал Каюмов и сам пошел вперед, для чего-то прихватив по пути деревянный ящик с инструментами.
Когда они вошли в подвальное помещение, которое использовалось фирмой как складское, помещение, Каюмов включил свет и грубо бросил:
— Раскройте ему морду!
— А зенки? — спросил Мясник.
— И зенки тоже!
От яркого света Белоух зажмурился.
— Мужики, напрасно вы это затеяли! — с явной угрозой сказал он, как только глаза привыкли к свету и он рассмотрел всех троих. Ни одного знакомого. — Вы не знаете, с кем связались!
— Прекрасно знаем, мусье Белоух! — усмехнулся Каюмов.
— А если так, что вам от меня нужно? Или, может быть, уместнее задать вопрос: сколько? — Белоух продолжал говорить наглигм тоном, все еще не осознав своего положения.
— Слушай ты, падаль, если не сменишь свой блядский тон, я засуну эту дрель в твою жопу, а перед этим отрежу тебе яйца: вдруг они у тебя железные! — очень тихо проговорил Каюмов, с такой улыбкой и таким тоном, словно объяснялся ему в любви.
— Все-все! Так бы и сказали! Теперь я все понял! И внимательно вас слушаю! — Белоух наконец-то осознал, что шутить с ним не собираются, и впервые в его голосе послышался страх, он мгновенно побледнел.
— Вот и хорошо! А теперь слушай. Если ответишь на пару моих вопросов, то вполне возможно, что тебе совсем не будет больно! Ты понял?
— Понял-понял! Спрашивайте! — тут же воскликнул тот.
— На днях ты видел одного своего старого знакомого! — с намеком проговорил Каюмов и выжидающе умолк.
— Кого именно? Я многих видел! — попытался увильнуть от ответа Белоух.
Каюмов подал знак, и его подельники тут же сорвали с несчастного Белоуха брюки вместе с трусами.
— Не надо! Я ж сказал: все понял! Да, встретил бывшего своего сослуживца Константина Богомолова!
— Дальше! — кивнул Каюмов.
— А что дальше?
— Что было дальше?!
— Поговорили и разбежались! — пожал плечами Белоух.
— Сева, кажется, нам здесь мозги парят! — с усталым вздохом заметил Каюмов.
Мяснику не нужно было намекать дважды, он взял огромные ножницы, которыми нарезали здесь красную материю для обивки гробов и захватил ими яички мгновенно побелевшего от ужаса Белоуха.
— Мужики, не нужно! — чуть не плача, взмолился он. — Я действительно не знаю, что вы хотите услышать!
— Не знаешь? — улыбнулся Каюмов, снова вздохнул и взглянул в горящие от нетерпения глаза подручного.
А Мясник только этого и ждал: он дико засмеялся и клацнул ножницами. Белоух истошно взревел и, все еще не веря, взглянул вниз, на окровавленные комочки упавшие к его ногам.
— А-а-а! Зачем, мужики? Я все скажу! Всее-е!!! — из его глаз брызнули слезы.
— Вот и говори! — невозмутимо пожал плечами Каюмов.
— Он заплатил мне пятьдесят тысяч баксов за то, чтобы я помог ему выйти на тех, кто церебросит его за границу! А им он отстегнул сто пятьдесят тысяч зеленых! Те отвезли его сначала в Чечню, а потом в Пакистан!
— Дальше!
— А дальше он отправился в Америку, в Нью-Йорк, кажется! — сквозь стон и слезы, подвывая выкрикивал Белоух.
— Кажется? — переспросил Каюмов и даже не успел взглянуть на своего подручного, как тот уже откинул окровавленные ножницы в сторону, подхватил в руки дрель с длинным сверлом и включил ее. Дрель так страшно взвизгнула, что даже у Каюмова заломило зубы.
— Нет-нет, не кажется! Точно, в Нью-Йорк, и там он заплатит еще сотню тысяч! — завопил Белоух, от страха вращая глазами, которые, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
— Видишь, как все просто! — нравоучительно заметил Каюмов. — Сам виноват: я ж тебя предупреждал! Ответил бы сразу на мои вопросы и никто не сделал бы тебе больно, Эх, люди, люди, никак не могут понять своей выгоды! — огорченно добавил он и махнул рукой.
Страшно оскалившись. Мясник безжалостно ткнул длинным сверлом в грудь Белоуха, и через мгновение оно уже вгрызлось в его сердце. Коротко ойкнув, Белоух обмяк в руках Хорькова и вскоре уже покоился в свежевыструганном гробу, а в его руках, как выразился Мясник, «для смеху», покоились его же яички.
— Приберите все здесь, отнесите этого мудака к старику Макару! — приказал Каюмов.
— А со стариком как быть? — с намеком спросил Сорокопятов.
— Пусть живет: он безвреден и может еще пригодиться! Пока, мужики, мне нужно успеть позвонить! — Каюмов быстро вышел и к назначенному часу уже входил к себе домой.
Не успел он прикрыть за собой дверь, как раздался звонок.
— Химик? Привет, браток, от дяди Кости! — проговорил Говоров.
— Надеюсь, он чувствует себя хорошо! — без эмоций отозвался Каюмов.
— Ну? — коротко буркнул Говоров.
— Все точно по первому вопросу, а по второму, конечный пункт — Нью-Йорк! Богомолов заплатил триста тысяч долларов за свой переброс через границу! — доложил Каюмов.
— Что с Белоухом?
— Без проблем! — коротко заверил Химик и чуть заметно усмехнулся.
— Ладно, пока! — Говоров положил трубку и брезгливо поморщился, словно только что пообщался с какой-то мразью.
Противно было, что пришлось изменить самому себе. Но разве мог он поступить иначе? Опасность угрожает одному из самых близких ему людей
— Савелию Говоркову! И сейчас нужно срочно сообщить ему, что Богомолов совсем рядом! Говоров уже взялся было за телефон, как неожиданно в его голове промелькнули слова о трехстах тысячах долларах, которые выложил Богомолов за свой побег! Откуда у него такие деньги? Ладно, нет времени забивать всякой ерундой свою голову, нужно срочно звонить Савелию, а там… Говоров задумался…
Что там, он так и не смог сформулировать, а потому взял трубку и быстро набрал номер телефона. Почти мгновенно, после первого же зуммера, в трубке раздался голос Савелия.
— Господи, Сережа! — облегченно воскликнул Говоров, на всякий случай соблюдая конспирацию. — Он оказался очень быстрым!
