Савелий лишь согласно кивнул в ответ.
— Спасибо тебе, — неожиданно тихо поблагодарила Алена.
— Это за что же? — удивился Савелий.
— За удивительный массаж, — напоследок улыбнулась она и исчезла за дверью…
В квартире Алены Савелий просидел еще два дня. Время от времени в ней появлялась хозяйка, и тогда его бытие концентрировалась вокруг этой такой деловой внешне и такой беззащитной внутренне женщины. Ласки перемежались разговорами, разговоры — ласками, Савелий все больше и больше узнавал о жизни Алены, о ее бизнесе, и ему все больше хотелось самому увидеть то, о чем она рассказывала.
Вся ее профессиональная деятельность вертелась вокруг так называемого высшего круга города. Бизнесмены, политики всех мастей, депутаты, артисты и музыканты — всем им хотелось выглядеть лучше, значительнее, чем они были на самом деле. Аленина фирма «Лик» как раз и занималась тем, что самым тщательнейшим образом формировала имидж (то есть то, как выглядит человек, как себя ведет на публике, что и как говорит) всем тем, кто в этом нуждался.
Как ни странно, но банкирам кроме шестисотых «Мерседесов» нужно было продемонстрировать свою порядочность и деловитость. Политикам — внушить народу доверие к себе и своим идеям. Артистам хотелось, чтобы они прекрасно выглядели и чтобы у них всегда росло число поклонников.
За подобную работу платили очень хорошие деньги. Вернее, деньги платили не за конкретный результат работы, а скорее за то, что Алена держала в секрете истинную сущность тех, над чьим имиджем ей и ее сотрудникам пришлось потрудиться.
После трех дней приятного безделья наш герой Савелий Говорков решил, что теперь пора снова браться за дело. Он сообщил об этом Алене. Та отнеслась к его словам вполне по-деловому.
— Что ж, ты волен поступать как тебе угодно. Я могу только предложить тебе продолжать жить тут: в ближайшее время сюда никто из гостей не собирается, квартира все равно пустует, тебе, поверь мне, здесь будет удобнее и безопаснее, чем в какой-нибудь гостинице.
— Спасибо, предложение принято, — согласился Савелий.
Ему действительно было лучше остаться на прежнем месте.
— И еще, — продолжила Алена, — сделай мне маленькое одолжение напоследок; меня пригласили на концерт в «Октябрьский». От приглашения я не могу отказаться, мы с этим певцом долго и плодотворно работаем. Ты не хочешь составить мне компанию? А то у Виктора мама заболела, и нужно, чтобы он побыл с ней.
— Когда концерт? — вместо ответа спросил Савелий.
— Сегодня вечером.
— Хорошо, пойдем. Только после я исчезну.
— Как знаешь. Я заеду за тобой в половине седьмого…
В «Октябрьский» Алена завела Савелия со служебного входа.
— Надеюсь, ты не собираешься слушать эти слащавые песенки? — спросила Алена. — Ты мне нужен не в зале, а за кулисами. Можешь мне поверить, настоящая жизнь — там!
Они разделись в артистическом гардеробе и, пройдя по длинному коридору, оказались среди толпы, клубящейся у гримерки звезды. Савелий, особо не вникавший в современную музыкальную моду, немного был знаком с творчеством этого сладкоголосого, знаменитого своею пошлостью и роскошной жизнью певца.
— Илья! — окликнула Алена кого-то из толпы.
— О, лично Елена Викторовна пожаловала! Наш добрый гений! — рассыпался в комплиментах концертный директор певца. — Что же вы здесь стоите? Пойдемте шампанского выпьем, у нас сегодня аншлаг!
Они втроем стали протискиваться сквозь многочисленную охрану, приближенных к певцу поклонников и журналистов. В гримуборной народу было не меньше, чем перед ее дверями. Только публика здесь была посолиднее да вокруг сидящего перед зеркальной стеной певца суетилось сразу несколько гримеров.
— Леночка! Как поживаете? — улыбнулся в зеркало певец. — Извините, что в данный момент не могу вас расцеловать за отличные афиши, сами видите… Но вы будьте как дома. Шампанского моей гостье!
Алена, взяв бокал с шампанским, стала оживленно беседовать с кем-то из знакомых. Савелий, отойдя в уголок, невозмутимо, но с отвращением наблюдал за предконцертной суетой. Какие-то молодые люди с накрашенными глазами и маникюром оживленно обсуждали модные тряпки, пара солидных мужчин с золотыми перстнями («Может, те самые, из спонсоров», — подумал Савелий) негромко беседовали о чем-то своем, остальные болтали, не слушая друг друга, или просто делали вид, что им безумно весело.
Раздался третий звонок, артиста пригласили на сцену. Все шумно повалили из гримерки вслед за ним.
Вскоре заиграла музыка: концерт начался. Бешеный стоял в широкой боковой кулисе неподалеку от Алены. Та продолжала беседовать с каким-то типом. Вокруг сновали техники и артисты из подтанцовки. Все выглядело спокойно, чинно и благородно.
— Салют! — услышал Савелий.
Он взглянул на того, кто его поприветствовал: обычный парень. Черные потертые джинсы, пестрая рубашечка, длинные волосы. Сначала Савелий подумал, что парень обознался, но волосатик внимательно смотрел на него, и тогда Бешеный спросил:
— Чего тебе?
— Я тебя в гримерке видел. Ты с Костиной пришел. — Парень явно что-то хотел от Савелия.
— Допустим… Не тяни, говори, что тебе надо.
— Не так сразу… — протянул парень. — Елена Викторовна у меня кое-что заказывает… Я тут ей достал по случаю… Может, ты позовешь ее?
— Давай мне, я передам.
— Так не получится. Это денег стоит.
Савелий уже догадался, о чем речь.
— Тебя, случайно, не Гришей зовут? — спросил он, вспомнив имя человека, поставляющего Алене кокаин.
— Верно. — Тот был несколько озадачен.
— Да знаю я, о чем ты. Давай, я заплачу. Сколько?
— Триста.
Бешеный отдал Грише триста долларов и забрал у него небольшой пакетик.
— Горячий привет Елене Викторовне! — сделал кокетливый жест Гриша и собрался было уходить, но Бешеный придержал его за руку:
— Погоди, разговор есть.
— Что, возникли проблемы?
— Да… Это, — показал Савелий на карман, куда он спрятал кокаин, — меня не интересует. Нужно кое-что другое…
— А что конкретно?
— «Голубой глаз».
— А, это… Это ж для детей. Так, баловство одно…
— Я говорю — нужно! Достанешь?
— Нет проблем. Давай бабки, и через два часа встретимся, где скажешь.
— Бабки, когда принесешь.
— Ну, тогда это будет дороже.
— Согласен. Сколько?
— Смотря сколько возьмешь…
— У тебя в таблетках или в растворе?
— Как прикажете, так и будет.
— Ладно, тащи десять таблеток.
