В тот знаменательный день вокруг кровати Воронова, а кому не хватило места, — перед мониторами в отдельном кабинете, собрались все те, кто принимал непосредственное участие в работе с пациентом.
Руководитель группы психологической реабилитации, как называлась вся эта группа ученых и медиков, академик Смелянский Евгений Петрович, внимательно осмотрел всех присутствующих, потом перекрестил Воронова и вопросительно произнес тихим голосом:
— Ну что, товарищи, с Богом? — после чего, не дожидаясь ответа, выдержал небольшую паузу, наклонился ближе к Воронову и тихо, но внятно произнес: — Четырнадцать Рафаэль Санти восемьдесят три.
И тут произошло нечто совершенно неожиданное для всех присутствующих: Воронов, лежащий до этого момента трупом, вдруг открыл глаза и как ни в чем не бывало внятно отозвался каким-то механическим голосом:
— Приказывайте!
Это было первое слово, произнесенное Андреем с момента возвращения из Америки. Да что там слово: с тех пор он впервые открыл глаза. Во время подготовки к этой стадии эксперимента между учеными было оговорено: при любых резких существенных изменениях в состоянии пациента эксперимент прекращается и полученные данные анализируются. Однако академик Смелянский, обратив внимание на спокойный, уверенный голос испытуемого, решил пойти на риск и продолжить эксперимент.
— Вы хорошо слышите мой голос? — спросил он.
— Да, слышу отлично. Приказывайте!
— Вы должны отказаться от неподвижности и вести жизнь обычного человека. Вы поняли меня?
— Да, я вас понял: вести жизнь обычного человека, — ответил Воронов, после чего он легко поднялся с кровати и принял сидячее положение.
— Как ваше имя?
— Андрей…
— Фамилия?
— Воронов…
— Род занятий?
— Майор ФСБ…
Академик хотел еще что-то спросить, но тут перехватил взгляд человека, которому он обязан был подчиняться беспрекословно. Подойдя к нему, академик тихо спросил:
— Что-то не так?
— Попросите всех выйти, — шепотом приказал тот.
Смелянский пожал плечами и обратился ко всем присутствующим:
— Извините, коллеги, но все могут быть свободны. Как в палате, так и на мониторах. Аппаратуру от обследуемого прошу не отключать. Всем быть на связи на своих рабочих местах. Вопросы? Нет? В таком случае все.
Дождавшись, когда сотрудники выйдут из палаты, а также из аппаратной, руководитель группы обратился к своему негласному начальнику, которым оказался помощник Богомолова — полковник Рокотов:
— Мне тоже выйти или…
— Как я понял, наш приятель будет слушаться только вашего голоса, не так ли? — спросил Михаил Никифорович.
— Совершенно верно.
— В таком случае у нас нет другого выхода: оставайтесь и помогите полностью раскодировать нашего сотрудника. У вас есть какие-то идеи и предложения, как действовать дальше?
— В основном только интуитивные…
— Это может представлять опасность для здоровья нашего пациента?
— Судя по его адекватной реакции, нет… — ответил академик и тут же добавил: — Однако от полной гарантии я бы воздержался…
Немного подумав, Рокотов-старший решительно сказал:
— Давайте пробовать… Только осторожно!
— Хорошо!.. — Смелянский повернулся к Воронову, который сидел неподвижно, бесстрастно уставившись в стену палаты, словно разговор шел не о нем и его совершенно не касался. — Андрей, — обратился к нему академик.
— Приказывайте!
— Какую задачу вам поставил предыдущий руководитель?
— Заставить моего названого брата Савелия Говоркова лететь в Нью-Йорк.
— Для чего?
— Конкретная причина мне неизвестна. Единственное, о чем мне говорили, что речь шла о жизни и смерти.
— Чьей жизни и смерти?
— Не знаю…
— А если бы прошлый руководитель или я приказали бы вам убить вашего брата?
— Ни он, ни вы не имеете права приказывать мне убить кого-либо из моих близких, — бесстрастно ответил Андрей и пояснил: — Это противоречит основному правилу моей подготовки.
— Вы обязаны отвечать на любой мой вопрос?
— Да…
Академик вопросительно взглянул на полковника Рокотова. Тот сначала неопределенно пожал плечами, но потом решительно махнул рукой и тихо разрешил:
— Пробуйте.
— Как звучит пароль вашего полного раскодирования?
— Этого я не помню: знать это — ваша обязанность, — без каких-либо эмоций ответил Андрей.
— В пароле — одно слово?
— Нет, четыре…
— Четыре? — удивленно переспросил Рокотов, но Андрей никак не среагировал на его голос.
— Вы уверены, Андрей, что четыре? — повторил вопрос Смелянский.
— Да, четыре, — подтвердил Воронов. И вновь академик вопросительно взглянул на полковника.
— Будем рисковать, — тут же кивнул Рокотов-старший.
— Пятнадцать Рафаэль Санти двадцать, — четко произнес Смелянский, заменив в первом кодовом пароле дату рождения художника на дату его смерти.
Не успел он договорить фразу до конца, как буквально на глазах Воронов преобразился, особенно его взгляд. Он словно очнулся от спячки и первым делом с явным изумлением осмотрел многочисленные датчики, которыми было усеяно все его тело. После чего взглянул на академика и с удивлением пожал плечами: было вполне очевидно, что он не узнал Смелянс-кого, словно видел его в первый раз. Но, заметив Рокотова, он тут же обрадованно воскликнул:
— Михаил Никифорович, что вы здесь делаете?!
— Здравствуй, майор, с возвращением, — облегченно отозвался полковник и хотел еще что-то сказать, но в этот момент ему на плечо предупредительно легла рука академика.
— Вы узнаете мой голос? — медленно и четко проговорил Смелянский.
— Конечно, — взгляд Андрея сразу стал серьезным, — я должен сообщить вам очень важную информацию.
— Я слушаю вас, — согласно кивнул академик, проверив, работает ли на запись видеокамера.
Пораженный, вслушивался Рокотов-старший в фамилии, имена известных и неизвестных ему людей, в пароли связи, в коды полного раскодирования, а в голове его мелькало:
«Господи! Сколько же информации вложили Воронову с помощью кодирования! А если бы человек сам научился полностью управлять своим мозгом? Сколько бы открытий было сделано в самое короткое время! Насколько же мало сейчас использует человек возможности своего мозга! Говорят, ученые подсчитали, что всего лишь на три процента!!! Три процента, и тем не менее в мире уже сделано столько удивительных открытий!»
