Ангулес доверил своему помощнику Фиме заниматься организационными вопросами передачи ценного груза, который как раз проходил процесс растаможивания. Передав ему сопроводительные документы, Грегор с облегчением вздохнул, когда водитель лимузина захлопнул за ним дверцу, уселся на переднее сиденье, и длинная машина неторопливо покинула пределы аэропорта. Лимузин выделила опять‑таки московская мэрия, предоставив возможность пользоваться автомобилем по своему усмотрению весь день.
Однако в планы Грегора не входило бессмысленно тратить время на праздные поездки и любование природой. Едва лимузин достиг городской черты, Ангулес дал указание водителю, куда ехать. Периодически застревая в пробках, лимузин доплыл до Пречистенки. Здесь Ангулес приказал остановиться и вынул из дорожного кофра черную папку. В темноте автомобильного салона сверкнул изящный серебряный крест, красовавшийся на папке. Антиквар покинул машину и вошел в старинный особняк, над дверями которого красовалось одно–единственное слово, отливавшее дорогой медью: «БАНКЪ». Грегор отсутствовал десять минут, а когда вернулся, папки при нем не было.
Дом Ангулеса располагался в самом живописном уголке Истринского водохранилища. Вокруг — на большом расстоянии друг от друга — дома, рощи и поля.
Детство Грегора прошло в тесном домике его родителей, приютившемся среди десятков таких же домиков, наполненных запахом жареной барабульки, визжащими детьми, матерями, орущими на детей, и отцами семейств, переругивавшимися со своими женами. Поэтому, едва заработав приличные деньги, Грегор тут же сделал самое важное приобретение своей жизни, как он считал: купил дом и участок на берегу искусственного озера — единственный, который можно было законно приобрести в водоохранной зоне. Любые попытки прочих граждан построить здесь жилье заканчивались плачевно: построенные дома сносились, и за счет нарушителей восстанавливался почвенный покров и высаживалась растительность. Ангулес лично сообщал в правительство Московской области о таких безобразиях — и поэтому был навсегда избавлен от соседей.
Внешне его дом напоминал чистенькие беленые домики зажиточных немецких бауэров–пивоваров: приземистый, основательный, под красной черепичной крышей, с широкими окнами, увитый плющом и ломоносом, обнесенный высокой металлической оградой. Ангулес ненавидел кирпичные заборы, которыми отгородились от мира новорусские богачи. По его мнению, человека, построившего вокруг своего дома глухой трехметровый забор, тянет обратно в материнскую утробу — спрятаться от мира, которого этот субъект страшно боится.
— Но зачем тогда было родиться на свет, чтобы от него прятаться? — резонно спрашивал Ангулес.
Лимузин еще только приближался к воротам, как они распахнулись автоматически: Ангулес всегда с собой носил лазерный пульт от всех замков в доме. Описав широкую дугу вокруг большой клумбы, обнесенной мрамором, лимузин замер у дверей. Здесь уже выстроилась прислуга — семья русских беженцев из Казахстана: отец, мать и двое их взрослых сыновей, которым Ангулес дал кров и заработок.
Тут же, у дверей, Ангулес сообщил прислуге, что не нуждается в них вплоть до вечера завтрашнего дня, и отпустил их. Толкнув двери, он по привычке остановился и глубоко втянул в себя воздух родного дома.
Здесь все дышало стариной, но не той, пыльной и разваливающейся, а благородным запахом старых, надежных и основательных предметов, вещей, каждая из которых о чем‑то напоминала Ангулесу и была ему дорога. Дух величавой старины витал в доме и навевал мысли о суетности внешнего мира и надежности того мира, что создан собственными руками.
Антиквар принял ванну, переоделся в любимый бархатный халат с поясом в виде витого золоченого шнура и занялся приятным делом: распаковав в спальне чемоданы, начал извлекать подарки для жены. Подарков было много, для самого дорогого существа в мире он не жалел ничего. Драгоценности от ювелирного дома «Братья Ливенброк», сумочки от «Палома Пикассо», наряды от «Кристиан Лакруа» и еще множество приятных и значительных мелочей, вроде хрустальных серег от «Фрэнсис Штайн».
Все это Грегор аккуратно разложил но всей спальне и даже на жениной половине огромной постели. Покончив с этим, он оглядел коллекцию подарков и удовлетворенно хмыкнул. Она будет довольна. Теперь пора заняться делом.
Последние несколько лет внимание Ангулеса было приковано к интереснейшей исторической загадке, которую он тщетно пытался разрешить. Он был не один — у него имелась масса конкурентов. Но Грегор свято верил в свою звезду и надеялся, что уж ему‑то точно должно повезти.
Его мало интересовало то, что простые люди называют «славой». Ангулес, как и всякий другой опытный антиквар, был чужд огласки и шума. Его бизнес требовал сокровенности и тишины. Еще меньше в новой проблеме его интересовали деньги. Уж этого‑то добра у него было предостаточно. Грегор относился к той редкой породе людей, которые знали точно, сколько им нужно денег и зачем.
Все мысли Ангулеса сейчас занимали два слова: «чудотворная икона».
Чудо, как известно даже детям, выходит за рамки повседневной жизни, обыденности. Его нельзя ни определить, ни вычислить. Говоря о чудотворных иконах, нужно сразу оговориться: любая икона по сущности своей чудотворна, если у человека хватает веры, чтобы это заметить. Давно известны чтимые в народе иконы, с некоторыми из них происходит чудо мироточения и осветления, а бывает, что иконы плачут слезами и кровью. Вот это и есть сотворенное иконой чудо.
Чудотворные иконы объединяет одно: неизъяснимым путем они откликаются на человеческие просьбы и молитвы; спасают, приходят на помощь и исправляют, когда такое спасение уже кажется не в людской власти. С каждой чудотворной иконой связаны десятки подобных историй. Существует несколько икон, прославившихся своей чудотворной силой по всей России. Чудеса от них продолжают совершаться по сей день.
По преданию, за некоторыми иконами издавна закрепилась слава «чудотворных»: иногда по чудесному их обретению, иногда по чудесам и исцелениям, связанным с ними. Некоторые из них были обретены при чудесных обстоятельствах, например Толгская икона Божьей Матери.
Икона Толгской Богоматери, явившаяся, как говорит легенда, ярославскому епископу Прохору в лесах, на берегу Волги, почиталась как чудотворная. Множество чудес, засвидетельствованных очевидцами, записано в монастырских летописях: разрешение неплодства, исцеление глухих, увечных, спасение утопающих, даже воскресение мертвых.
Некоторые чудотворные иконы найдены по видениям и снам.
Летом 1579 года страшный пожар уничтожил большую часть Казани. Две недели спустя девочке по имени Матрона Онучина трижды являлась во сне Пресвятая Дева, настоятельно требуя, чтобы она сообщила Казанскому архиепископу о Ее святом образе, который находится в подвале сгоревшего дома Онучиных. Сначала девочке не поверили, но после новых явлений Богородицы решили все же копать в указанном Ею месте. На метровой глубине был найден образ Пресвятой Богородицы. Это и есть Казанская икона Божией Матери. С последней связан любопытный факт, привлекший в свое время снимание антиквара Грегора Ангулеса.
