— Ты кто? — голос парализованного звучал глухо, как шум из подвала. Было заметно, что речь давалась ему с большим трудом.
— Я — друг, — тут же сказал Константин. — И ничего плохого вам не сделаю. Я только хотел задать вам пару вопросов.
Если ты насчет той бабы, то я про нее уже следователю говорил, — тяжело произнес Юрий. — Только молодой он еще, следователь этот. Он даже мои слова записывать не стал. Решил, верно, что я умом тронулся. Да, я руками–ногами шевелить не могу и хожу под себя, прямо в утку. Но с головой у меня полный порядок.
Рокотов подумал, что следует поторопиться, а то разговорившийся Юрий выдохнется и неизвестно тогда, сколько ждать, пока он снова не заговорит.
Что за женщина, о которой вы сообщили следователю? — спросил Константин.
Красивая баба. — Даже на больничной койке русский мужчина не забывает отметить женскую привлекательность. — Но злая, как гадюка. Я ее боюсь… Вот тварь!
— Так, где вы ее видели? — Константин начал, опасаться, что в коридоре услышат звук голосов.
В тот день я привез хозяина — ну Никодимова то есть — на завод.
Юрий говорил медленно, словно восстанавливая в памяти события того рокового дня, но Рокотов его не торопил.
— Только я припарковался, как заметил на другой стороне улицы женщину. Вот она и была та самая баба. Я еще удивился сильно: чего это ей здесь надо? Тут, кроме заводов да железобетонных комбинатов, ничего для стильной бабы интересного нет.
А где вы ее видели раньше?
— Так разве я не сказал? — удивился Юрий. — Ведь она каждый Божий день, когда проходят заседания Комитета в думе, приезжает к зданию на Моховой, в машине председателя Комитета, как его, Горста!
Константин замер. Неужели так подфартило? Прямо не верится!
Вы о ней что‑то знаете?
— Ровным счетом ничего. — Юрий задумался. — Я не знаю, кто ты, но раз этой сучкой заинтересовался, значит, будешь разматывать дело. Значит, узнаешь, за что она моего хозяина отправила на тот свет, а меня — на больничную койку. Я же видел, что, когда я машину остановил, она вроде как знак кому‑то подала. И после этого — я как в яму провалился. Последнее, что помню, — рожу ее гнусную, Замиры этой…
Как, вы сказали, ее зовут?
Юрий задумался.
Да я только краем уха слышал, как Горст это ее называл. То ли Замира, то ли Комуза… В общем, похоже на «карниз». На Моховой такое движение, что черта лысого услышишь…
Юрий замолчал. Чувствовалось, что разговор здорово утомил раненного.
В это мгновение за дверью раздался тихий шорох. Кто‑то вставлял ключ в замочную скважину. Константин знал, что у Раисы есть еще один комплект. Он и надеялся на то, что она никому не скажет о пропаже ее связки ключей. Не станет же она рассказывать, чем занималась ночью в пациентом на одеялах в бельевой комнате?
Константин бросился к ширме и спрятался за ней. В узкую щель между металлическими трубками, на которой держалась ткань ширмы, ему было видно немногое. Он видел только, что вошла медсестра в белом халате. Константин удивился. Обход? В такое время? Впрочем, он не был детально знаком с порядком ухода за парализованными. Может быть, так и надо.
При виде медсестры Юрий издал странный звук. То ли всхлипнул, то ли захлебнулся… Медсестра подошла ближе. Она поправила подушку, заправила выбившуюся простыню.
При этом она что‑то говорила тихим, ласковым голосом, словно успокаивая больного. Так, кажется, и должны поступать все медсестры…
Но это была не только ласковая, но и богатая медсестра. Константин заметил, как на ее пальце алым огнем полыхнули рубины, выложенные крестом на большом перстне.
Уходя, медсестра выключила свет. Затем аккуратно заперла за собой дверь. Константин подождал, пока в коридоре стихнут ее шаги. Только после этого он вылез из‑за ширмы и перевел дух. Оставалось уточнить у Юрия еще одну деталь — и можно на следующий день выписываться.
Рокотов подошел к койке и включил лампу. И тут же понял, Юрий уже ничего ему не сможет сообщить и, следовательно, Рокотов может выписываться из больницы хоть сейчас.
Из носа несчастного Юрия торчала стальная вязальная спица. Сильная рука ловким ударом загнала спицу в нос, добравшись до мозга. По спице стекала кровь. Стекая до самого кончика спицы, кровь собралась в сгусток, с которого капала на белоснежную простыню. Кровавое пятно растекалось, медленно увеличиваясь в диаметре.
Не помня себя, Константин подбежал к двери и дернул за ручку, забыв, что она заперта. Он лихорадочно нащупал в кармане ключ. Поворот, второй… И вот он мчался по коридору к столику, за которым сидела Раиса.
Да, вот она. Сидит, откинувшись на спинку стула, с посиневшим лицом. Перед ней на столе лежит стакан, явно выпавший из ее ослабевшей руки. По столу растеклась вода. Константин оттянул рукав пижамы и осторожно взял стакан, чтобы не оставить на нем отпечатков. Понюхав, поморщился. От стакана разило цветочным ароматом — приторным, но не противным, как и положено для мгновенно действующего яда растительного происхождения.
Тут же, на столе, валялась связка ключей. Убийца специально вернулся, чтобы оставить ключи и чтобы подозрение пало на несчастную Раису. Проще всего сделать вывод, что она убила пациента, а затем покончила с собой.
Константин еще раз бросил взгляд на бедную Раису. И тут только заметил, что она крепко сжимает в руке вязальную спицу. Но что поразило Рокотова, так это то, что с ее вязания медленно, одна за другой, спускались петли. Вязание уменьшалось на глазах. Нить уходила за угол, туда, где были лифты.
Там, за углом, перед глазами Рокотова предстала следующая картина.
«Медсестра» стояла в лифте и пыталась отделить от каблука туфельки нить, которая зацепилась за каблучок, когда незнакомка проходила мимо стола. В спешке она просто не заметила, что тянет за собой нить. Да и нить была довольно тонкой.
Рокотов уже мчался к лифту, когда дверь начала закрываться. «Медсестра» наконец‑то отцепила нить от каблучка, выпрямилась и посмотрела на Константина.
Он остановился как вкопанный, пронзенный взглядом, страшнее которого он не видел в жизни. Теперь он понял, почему так захрипел Юрий, увидев «медсестру». Водитель увидел лицо смерти.
Дверь лифта захлопнулась. Нить оказалась зажата между створками. Из‑за двери донесся резкий смех. Смех удалялся вниз, словно сам Сатана отправился домой, в ад.
…Вот уже второй час Константин Рокотов прохаживался около здания Государственной Думы. Он старался сохранять озабоченный вид, словно поджидая знакомого: то нервно топтался на месте, то бросал быстрый взгляд на часы, то принимался читать газету, то срывался с места и бежал, словно узнав кого‑то, но тут же с разочарованным видом возвращался обратно. Он не хотел привлекать внимание охраны Думы, а самый лучший способ не привлекать внимание — мелькать как можно чаще.
