Вот что, — изобразив на лице нелегкие раздумья, выговорил Константин, —
есть у меня одна знакомая, пожилая женщина, ясновидящая. Может, она что‑нибудь тебе скажет про Савелия? Хочешь, я договорюсь с ней о встрече?
Давай! — легко согласилась Джулия, привыкшая к тому, что у Константина
множество самых странных знакомых.
Все шло по намеченному Савелием плану.
Константин передал Джулии просьбу ясновидящей захватить с собой фотографию Савелия и какую‑нибудь принадлежащую ему вещь.
Джулия выбрала рубашку, которую когда‑то сама и купила Савелию.
Пожилая дама встретила Джулию очень приветливо:
Здравствуй, деточка, меня зовут Эльзевира…
А меня — Джулия, — скрывая удивление от услышанного необычного имени,
представилась она.
Да ты не волнуйся, деточка. Ни больно, ни страшно не будет. А правды никогда
не нужно бояться, какой бы она ни была.
Да я ничего и не боюсь! — громко заявила Джулия: боятся она и правда не
умела, но была напряжена.
Вот и умница! — похвалила Эльзевира, — Давай, что принесла.
Она взяла рубашку, разложила на скатерти, а перед подсвечником поставила фотографию Савелия.
Садись в это кресло, закрой глаза и расслабься, — предложила Эльзевира и
взяла в руки колоду карт.
После чего зажгла ароматизированные свечи и перед фотографией Савелия на его рубашке, разложенной на столе, раскинула карты.
Джулия подглядывала за ней из‑под прикрытых ресниц, но на сосредоточенном, со следами былой красоты лице ясновидящей ничего прочесть было нельзя.
Минут через пятнадцать Эльзевира сложила карты в колоду и спросила:
Расслабилась, деточка?
Не знаю, — ответила Джулия. — По–моему, не получается. А что сказали
карты?
Эльзевира засмеялась:
Какая ты нетерпеливая. Научись терпеть и ждать, ибо, как сказано, всему свое
время! А теперь выпей‑ка это!
Она протянула Джулии старинный кубок с какой‑то густой, темного цвета жидкостью. Джулия послушно пригубила. Вкус был кисло–терпкий, но приятный.
А что это? — как и все женщины Джулия была любопытна.
Волшебный напиток, позволяющий увидеть то, что обычным людям видеть не
дано. Эту комбинацию самых обычных трав открыл мой дед много лет тому назад. Выпей до дна и, главное, ничего не бойся. Карты показали, что тебе ничего дурного не грозит, — заверила Эльзевира.
Джулия в два глотка осушила кубок. Почти мгновенно она ощутила какую‑то необыкновенную легкость во всем теле. Казалось, еще чуть–чуть — и она воспарит в воздухе. Все чувства ее обострились, но она полностью утратила восприятие реальности всего происходящего.
Увешанные картинами стены раздвинулись, и она очутилась в цветущем саду своего особняка в Нью–Йорке. Белоснежные яблоневые лепестки сыпались на нее, нежно касаясь ее лица, а запах от них заполонил всю комнату.
Джулия увидела Эльзевиру, сидящую за деревянным садовым столиком, и разглядела на ее руке массивный серебряный перстень с каким‑то кроваво–красным камнем, который ясновидящая поворачивала, что‑то шепча себе под нос. Так продолжалось несколько минут.
Наконец Эльзевира в упор посмотрела на Джулию и мягко произнесла:
— Что ты теперь увидишь, деточка, верь, что так оно и есть на самом деле!
После этих слов Эльзевира мгновенно исчезла, а на ее месте оказался широко улыбающийся Савелий в шортах и в той самой рубашке, что она захватила с собой. Джулия в ужасе обнаружила, что полностью потеряла дар речи. А ведь ей так много было нужно у мужа спросить!
«Чертов напиток!» — машинально подумала она.
Но ее суженый шел к ней, распахнув свои могучие и нежные руки для объятия, и она упала к нему на грудь, как когда‑то совсем юной девчонкой.
Теперь они с Савелием оказались у бассейна, того самого бассейна у ее виллы в Америке, где совершилось православное таинство их брака.
Потом под ними вдруг откуда‑то взялся луг цветущих васильков и ромашек.
Потом песчаный пляж, на который с мерным рокотом набегала теплая, обволакивающая все тело волна.
И везде они любили друг друга. Савелий был не только с ней, но и в ней. Она ощущала его всеми мельчайшими клеточками своего существа.
Они вдвоем словно парили над земной поверхностью на могучих, но мягких, как шелк, крыльях своей страсти.
От того, что он все время в ней, сильный и одновременно нежный, она испытывала какое‑то немыслимое, до сего момента непознанное блаженство.
В обычной жизни даже самое высшее наслаждение всегда коротко, а тут оно не проходило и, казалось, длилось вечно. Они окончательно и бесповоротно слились друг с другом и стали наконец единым целым.
Ей так много нужно было поведать ему и расспросить его обо всем: о прошлом и будущем, о том, как она его любит, как скучает по нему, как страдает без него Савушка, как ей все время приходится придумывать разнообразные истории для сынишки, чтобы оправдать его отсутствие. Но язык ей не повиновался — она только стонала от наслаждения и счастья.
Утомленная и утопающая в блаженстве, Джулия забылась, уткнувшись ему в подмышку, жадно вдыхая запах его родного мощного тела.
Джулия проснулась, заботливо укрытая пледом. Рядом в кровати, да и в комнате с плотно зашторенными окнами, никого не было. Она сладко потянулась, припоминая все, что с ней случилось. Но тут же спохватилась: «Где это я?»
Тут в комнату кто‑то вошел и открыл шторы. Эльзевира, ласково улыбаясь, глядела на Джулию.
«Ой, как неудобно! В каком я виде перед Эльзевирой!» — подумала Джулия, устыдившись своей наготы, хотя и скрытой огромным пледом.
Доброе утро, деточка! — с добродупшой улыбкой поприветствовала ее
Эльзевира.
Доброе утро! Мне так неловко… — она взглянула на себя под плед. — А что я
так долго спала?
Спала ты не долго, а ровно столько, сколько было нужно, — авторитетно
поправила ее Эльзевира. — Расскажи‑ка лучше, что ты видела…
Он приходил ко мне и любил меня! Все было просто замечательно! —
восхищенно воскликнула Джулия.
Значит, ты была права и он жив и здоров! — заключила Эльзевира.
А он ко мне вернется? — с надеждой спросила Джулия.
Ему незачем возвращаться, деточка, потому, что он от тебя никуда и не уходил.
