все слепим чики–чик. Оставайтесь здесь. А я примусь за дело. Когда придет время, подам вам сигнал. Оставьте рацию на приеме.
С этими словами грузный Малюта, отдуваясь, встал и побрел вниз, к своей маленькой армии. Даже в условиях северной природы он старался держать фасон и не снимал свое любимое длинное черное кашемировое пальто. Путаясь в полах, он подошел к парням. При виде главаря бойцы побросали стаканчики с чаем и радостно двинулись ему навстречу. Будет дело!
Один из трех «Хаммеров» остался в лощине вместе с тремя парнями, которых Малюта оставил в качестве охраны Горста. Пару дней назад тот отпустил своих телохранителей, потому что дело намечалось грязное и парни Малюты годились для этого дела больше.
Две мощные машины, переваливаясь на буграх, выползли из лощины и рванули прямиком через поле, приминая траву и оставляя после себя широченную колею. За стеклами джипов мелькали оружейные стволы. Бойцы Малюты загоняли рожки в автоматы и передергивали затворы. Но перед выездом они получили четкое указание от Малюты: оружием не козырять и пальбу открывать только по его сигналу. Он дал слово Горсту, а данное слово, пусть оно хоть черту дано, Малюта свято соблюдал.
Председатель Горст наблюдал в бинокль, как джипы добрались до монастырских ворот и беспрепятственно вторглись во внутренний двор. Что происходило за стенами — не было видно. И это обстоятельство, эта неизвестность мучили Горста. Он грыз ногти, пальцы его кровоточили.
Казимира сидела рядом, но даже не пыталась успокоить своего любовника и подельника. В ее глазах горела отчаянная решимость. Никто не знал, что за черные мысли метались в ее голове. Она сжимала в правой руке нагрудный католический крест и шептала латинские слова молитвы.
Никита Разумнов просто сидел в стороне и строил планы на тот случай, если все пойдет не так, как надо, и придется делать ноги. Пока ничего путного в голову не приходило. Никиту приводило в отчаяние то, что на несколько сотен километров вокруг не было ни жилья, ни даже охотничьей заимки. Увидев рядом с собой четко отпечатавшийся в земле волчий след, Никита вздрогнул и плотнее закутался в куртку. Она у него была такая же, как у его шефа Горста, но без мехового воротника.
Доктор Приходько молчал, с отчаянием оглядываясь по сторонам.
Едем, — коротко бросил Горст и встал.
Никита и Казимира вопросительно посмотрели на него.
Малюта еще не подал сигнал… — робко заметил Никита.
Все равно едем, — приказал Горст: его мучили нехорошие предчувствия.
Не прошло и десяти минут, как они уже стояли на камнях, которыми был выложен внутренний двор монастыря.
Иди, настоятель ждет, — бросил подошедший к нему Малюта и добавил,
странно посмотрев на Горста: — Чего ж моей отмашки по рации не дождался?
Да вот, подумал, что тебе помощь нужна, — в тон ему ответил Горст.
Он толкнул дверь, и оказался в настоятельских покоях. Слово «покои» звучит торжественно, а на самом деле это была такая же келья, как и у прочей братии.
Горст сунулся было к руке настоятеля, но тот плавно отвел ее и спросил:
Что за обиду мы вам причинили, если вы врываетесь в наши пределы,
нарушаете мир этого Богом благословенного места, беспокоите братию?
Дело в том, святой отец, — развязно начал Горст, без приглашения устраиваясь
на лавке у стены, — что наступил великий час для России. Мы переживаем нелегкие времена, страну надо спасать, и потому время терять мы не можем. Вы знаете, что нам нужно…
— …и мы намерены это получить! — угрожающе закончил Малюта.
Его не смущал сан священника, сидевшего перед ним. Его одолевали мысли совсем иного плана.
Отец настоятель не казался испуганным. Скорее наоборот, его даже забавляла та наглость, с которой у него требовали икону.
Но вы должны понять, — попытался он урезонить непрошеных гостей, — что
икона сия — а речь, как я понимаю, идет именно о ней — исстари находится в монастырских пределах…
Чудотворная икона Софийской Божией матери не является собственностью
отдельно взятого монастыря, — торжественно изрек председатель Горст. — Эта священная реликвия является собственностью всей нашей православной России. И наступил тот час, когда она должна покинуть свое временное пристанище и быть представлена народу. И поручено это сделать именно мне.
И кто же это вам поручил такое святое дело? — искренне изумился отец
настоятель.
У меня есть полномочия как у председателя Комитета Государственной Думы
по разработке национальной идеи, — веско произнес Горст. — Икона и есть наша национальная идея. Укрывая ее, вы льете воду на мельницу врага и препятствуете стремлению народа обрести самого себя и возродиться…
Да бросьте вы кобениться, батюшка! — встрял в беседу Малюта. — Мы
согласны кинуть вам солидную сумму на всю вашу братию монашескую — больно тощие они у вас, — а вам лично — на дорогие камилавки.
Не беспокойтесь, мало не покажется. Сумма будет такая, что устроит всех! Я верно говорю? — Малюта подмигнул Горсту.
Председатель закрыл глаза, мысленно проклиная тот день, когда связался с этим уродом. Одной своей фразой Малюта перечеркнул все дипломатические усилия Горста.
В дверь постучали. Малюта открыл, в проеме виднелась фигура одного из его парней. Он нагнулся к уху атамана и что‑то жарко прошептал. Малюта изменился в лице. Он захлопнул дверь, вытащил свой любимый парабеллум и направил ствол прямо в голову отцу настоятелю.
Короче, гони икону, и баста! Нечего мне мозги засирать!
В чем дело, Малюта? — попытался было вступиться за батюшку Горст.
Замолкни, депутат хренов! — заорал Малюта, его всего трясло. — Ну, святой
отец, веди к иконе!
А если… — начал было настоятель, но Малюта тут же оборвал его не дослушав:
А будешь возражать, построю твою братию вдоль монастырской стены,
поставлю пулемет и враз выкошу всех до одного! Будешь перед скелетами обедни служить! Дошло до тебя наконец?!
В глаза Малюты читалась такая отчаянная решимость, что отец настоятель понял, что он не замедлит исполнить свою угрозу.
Настоятель встал и спокойно предложил:
Спрячьте ваше оружие. Негоже перед чудотворной иконой с немецким шпалером представать. Икона все видит. Икона все знает.
Торопливо засунув парабеллум обратно, за пояс, Малюта бросился к двери вслед за настоятелем. На выходе он прошептал Горсту на ухо:
Вокруг монастыря какое‑то подозрительное движение. Надо рвать когти, иначе наши кости здесь останутся и никто их даже не зароет.
Горст размышлял о другом: как это священник так быстро определил модель пистолета да еще обозвал его жиганским словечком «шпалер»?
