Мы целовались, и листья кружили вокруг нас в волшебном
изумительном танце.
Я стал собирать букет из самых красивых, а продавец мне
помогал.
Мы закалывали самые большие листочки так, что из них
получались неведомые корабли и причудливые птицы.
Когда часы в кармане снова зазвонили, мы непроизвольно
потянулись друг к другу.
— Мне кажется, что это мой первый в жизни
поцелуй, — сказал он.
И тут же понял, что это неправда. Первый был двадцать лет
назад. Но — с ней же. С этой же женщиной. Она точно так же морщит носик, как
это делала та, двадцатилетняя. И так же хохочет, запрокинув голову. И так же
нежно смотрит в его глаза. И у него так же, как тогда, кружится голова от
пронзительного всепоглощающего счастья.
Снова зазвонили часы. Он закрыл глаза и целовал её. Хотя
знал наверняка — если он глаза откроет, ничего не изменится — это всё равно
будет она. И может быть, так же, как и его юная тогда ещё невеста, эта девушка
быстро и как-то по-детски оближет верхнюю губу. Его жена всегда так делала
после поцелуя.
— Ну, может быть… — прошептал продавец, глядя на
меня.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— И я тебя, — сказал он. И опять зазвонили часы.
— Ты уже две недели не посылал отчёт на Тету, —
сказал я Млею.
Млей молчал. Он уже несколько дней со мной не разговаривал.
Он перестал со мной разговаривать после того, как сам же украл у меня капсулы.
Я не находил логики в его поведении, и это был первый признак того, что его
организм дал сбой.
— Ты сдавал шарики на анализ? — настойчиво
спрашивал я.
Млей молчал.
Я ходил по комнате, и мой разум не подсказывал мне
правильную форму поведения с Млеем. Мы оба устали на этой нервной Земле.
— Алло, — сказал Млей в телефон.
Это был адвокат, который сообщил, что папа Данилы предложил
деньги, чтобы они забрали заявление из милиции. Он утверждал, что с милицией
уже договорился, и проблемы не будет.
— Дело только за тобой, — сказал адвокат. —
Я, конечно, понимаю нравственную сторону этого дела, но такие большие деньги
говорят о том, что и раскаяние их огромно.
— Нет, — сказал Млей. — Я не хочу их денег.
— А что ты хочешь? — вкрадчиво спросил
адвокат. — Ты понимаешь, что дела нам всё равно не выиграть? Ни один судья
не вынесет приговор сыночку такого папаши!
— А чего же он тогда боится? Почему предлагает деньги?
— Репутация. Процесс скажется на его репутации и
карьере. Этот Данила и так ему столько неприятностей организовал — вокруг него
одни скандалы.
— Пусть он встанет передо мной на колени и
извинится, — сказал Млей.
Адвокат молчал.
Я смотрел на Млея и не понимал его.
— Хорошо. Я передам, — сказал адвокат безнадёжным
голосом.
— Почему ты это делаешь? — спросил я Млея. —
Ты говорил, что подаёшь в суд, чтобы не зарождался отрицательный ритм. Но
сейчас я вижу, что дело не в этом. Объясни мне, что с тобой происходит?
Млей молчал.
— Я составлю отчёт о твоём нестабильном
состоянии, — сказал я и вышел.
Я отправил сообщение: «Налаживает контакты. Формула любви
пока не составлена».
— А я думал, ты уволилась, — сказал я Гале, когда
она зашла в мой номер со шваброй. — Тебя так давно не было.
Не поднимая головы, Галя вытирала пыль и выбрасывала мусор
из корзины.
— Ты что, тоже со мной не разговариваешь? —
спросил я.
Галя тряхнула головой, чтобы волосы не лезли в глаза, и я
увидел её лицо — всё сизое от ушибов.
— Галя, что случилось?! — спросил я, но на всякий
случай близко не подошел — помнил, как она замахивалась на меня шваброй во
время нашего последнего разговора
— Ничего, — пробормотала Галя.
— Ну ладно, — сказал я.
— Он с сестрой моей флиртовал! Вернее, она с ним!
— И что?
— Ничего.
Я кивнул
— Он сказал, что я ревнивая дура, что ему сестра моя
сто лет не нужна. И мы подрались.
— Галя, тебе надо полюбить твою сестру. Иначе это будет
длиться вечность, — сказал я.
Она посмотрела на меня злыми заплывшими глазами.
Я решил, что лучше ей не мешать убираться.
— Всё будет хорошо, — сказал я и вышел.
И снова столкнулся в коридоре с той девушкой. И так же, как
в первый раз, она ахнула, увидев меня. Вернее — увидев мужчину, похожего на её
отца.
— Извините, — пробормотала она и убежала.
— Эники-беники ели вареники! — закричал я ей
вслед. Чтоб она уж точно поняла, что я тот, кто ей нужен. И не убегала. Эту
считалку она разучивала со своим папой, когда была маленькая. —
Анечка-лапочка, скушала лампочку! — добавил я для пущего эффекта.
Но она не вернулась.
Млей сидел в своём кабинете и крутился в кресле.
Капсул оставалось не так много, даже вместе с теми, что он
забрал у Тонисия. Ему не нравилось слово «украл». Это слово из лексикона
Тонисия.
Но Млей не собирался бросать свой бизнес. По обороту
денежных средств за последний месяц он стал самым крупным из всех частных
предпринимателей России. Им уже интересовался журнал Forbes.
Надо было что-то придумать. Но что — Млей пока не знал.
Он даже пробовал не отсылать отчёты на Тету, чтобы там
решили, что экспедиция провалилась, и прислали новую. С полным набором капсул.
Но Тонисий как всегда всё испортил. Не то чтобы Млей собирался остаться на этой
странной планете навсегда… Нет. Хотя…
— Тук. Тук. Тук, — громко сказала Любочка и
появилась в дверях. На ней была строгая узкая юбка и пиджак, подчёркивающий
стройный силуэт. — Не ждали?
— Нет, — ухмыльнулся Млей. — Ты ещё жива?
— Как видишь! — Любочка начала медленно
раздеваться, покачиваясь в такт только ей одной слышной музыке.
— Вижу, вижу, — согласился Млей, положив ноги на
стол.
Она пританцовывала и оставшись в одном белье, а потом
приблизилась к столу и хотела было снять с Млея ботинки, но он опустил ноги на
пол.
Не переставая улыбаться, она вопросительно посмотрела на
него.
Он покачал указательным пальцем из стороны в сторону. Люди
всегда так делают, когда хотят сказать «нет».
— Что это значит? — Она высокомерно подняла свои
безукоризненные брови.
Млей пожал плечами.
— Не вижу смысла, — сказал он.
