— Нас уже ждёт семейный доктор. — Отец Данилы
посмотрел на часы. — Мы поехали.
Млей кивнул.
Отец Данилы подошёл и ласково похлопал Млея по плечу.
Данила с ребенком на руках боялся пошевелиться.
— Давайте я возьму малышку! — предложила няня в
чёрном форменном платье и с профессиональной улыбкой.
— Нет, — прошептал Данила, качнув головой.
Млей так и не двинулся с места, пока за ними не закрылась
дверь.
Галя, выйдя из-за стойки администратора, помогла им спустить
коляску, которая еле уместилась в багажник машины.
Млей стоял у окна и долго смотрел вслед чёрному автомобилю с
двумя мигалками на крыше.
Он взял телефон и набрал Наталью Петровну.
Чтобы она была в курсе.
— …И знаешь что ещё? — спросил Млей так же
грустно.
— У тебя всё нормально? — заволновалась Наталья
Петровна.
— Подожди с оплодотворением, — сказал Млей.
— Что? — не поняла Наталья Петровна — Почему?
— Подожди, — сказал Млей и повесил трубку.
Наталье Петровне будет звонить отец Данилы, а она как раз та
самая женщина, о которой он мечтал после смерти жены.
Млей снова посмотрел в окно.
Вдруг они вернулись?! Вдруг передумали и уже едут обратно?
Млей бросился к двери и пулей вылетел на улицу. Быстрее, они
возвращаются!
Никого не было.
И даже дождь — первый за эту весну — начался как будто для
того, чтобы смыть следы этой машины. Машины, увёзшей от Млея девочку.
Ему не стыдно было плакать. Слёзы смешивались с дождём, и
Млей размазывал их по лицу, не отводя взгляда от неба.
Он никогда не плакал так горько.
Он вообще никогда не плакал.
Я шёл пешком.
Солнышко светило мне в лицо и пели птички.
А может, мне казалось, что они поют.
Я шёл по улице, держал перед собой в вытянутой руке розу и
улыбался.
Люди, которые шли мне навстречу, улыбались тоже.
А может, мне казалось, что они улыбаются.
Я прошёл весь Арбат, потом весь Кутузовский проспект и вышел
на Рублёвское шоссе.
Иногда я представлял себе тётю Зою с открытым ртом и
перепуганными глазами и тихонько хихикал.
В таком виде я действительно находил сходство между ней и
портретом над моей раскладушкой.
Я любил и её, и портрет, и художницу, которая его
нарисовала, и людей, которые шли или проносились мимо меня в чёрных машинах.
Люди — странные существа. Они болеют, страдают и умирают —
но им как будто до этого нет дела! Они зачастую ведут себя так глупо и
совершают столько ошибок, словно бессмертие — их единственная проблема.
Рублёво-Успенское шоссе, в районе деревни Барвиха. На
зелёный свет здесь переходили дорогу продавец магазина телефонов и его
немолодая жена.
Она держала его под руку, а он рассказывал ей про новую
модель Nokia, которую они только вчера получили.
— Слушай, — остановилась она прямо на середине
шоссе. — А я выключила духовку?
— Наверное, выключила, — сказал продавец. —
Не стой посреди дороги, пошли!
— Наверное, нам лучше вернуться! — настаивала она.
— Вспомни, последний раз мы примчались домой от сына,
потому что ты решила, что оставила включённым утюг, — ворчал продавец.
— Ты хочешь, чтобы я нервничала? — спросила она,
не двигаясь с места.
Сотрудник ГИБДД махнул им дубинкой, собираясь переключить
светофор.
— Конечно не хочу! — воскликнул продавец — Ну что,
вернёмся?
— Нет, ладно, пошли, — решила она. — Раз я
вытащила торт, значит наверняка и духовку выключила.
— Вот видишь! — обрадовался продавец. — А
торт точно вытащила? А то я уже настроился на чаёк с наполеончиком сегодня
вечером!
Я увидел их издалека.
Они опасно стояли на середине шоссе и что-то обсуждали.
«Наверное, ссорятся», — подумал я и пошёл им навстречу.
Продавец и его жена удивлённо разглядывали молодого
человека, который приближался к ним с белой розой в вытянутой руке.
У молодого человека что-то упало, он неловко наклонился,
поднял какой-то предмет и сунул его в карман.
Так же смущенно улыбаясь, он протянул розу жене продавца.
— Вы такая красивая, — произнёс молодой
человек. — Если ваш мужчина позволит, я бы хотел преподнести вам этот
цветок.
Продавец важно кивнул а его жена расплылась в улыбке.
— Спасибо, — сказала она, лукаво поглядывая на
мужа — Мне уже давно не дарили цветов.
Молодой человек как-то старомодно поклонился и пошёл дальше.
Продавцу даже показалось, что если бы у парня была шляпа, он
приподнял бы её над головой.
— Кто это тебе давно цветы не дарил?! — спросил он
жену, в душе страшно гордясь ею.
— Никто! — Она театрально вздохнула.
— Пойдём, я покажу тебе, что такое настоящие цветы, а
не эта жалкая незабудка!
Теперь я шёл в сторону гостиницы Млея гораздо медленней.
У меня не было розы, которую я хотел ему подарить.
Я шёл всё медленней и уже думал о том, чтобы вернуться.
Люди в машинах перестали мне улыбаться, а тётя Зоя с
открытым ртом теперь казалась мне полоумной алкоголичкой, которая наверняка
пропьёт свои новые зубы. Будет менять по одному на бутылку водки.
«Надеюсь, всё-таки на две», — подумал я.
В какой-то момент я решил, что лучше вернуться на
Ленинградку. И дожидаться там корабля с Теты.
А может, пойти в тюрьму и объяснить, что это я, а не Ха,
должен сейчас есть в камере баланду! Спрятаться там и никого не видеть!
Что-то грохнуло в небе — уж, конечно, не наша летающая
тарелка, — и пошёл дождь.
До гостиницы оставалось всего несколько шагов, и я решил
переждать дождь там.
Я пробежал мимо охранника, спрятавшегося от непогоды в своём
домике, а следом за мной бежала чёрная собака, такая же насквозь мокрая, как и
я.
Я остановился, увидев Млея.
Я остановился каждым кусочком своего фиолетового тела,
каждой своей ментальной и каждой эфирной волной, когда его увидел.
Я остановился, увидев Млея.
Нет, я был здесь всегда. На этом самом месте, в этом дворике
под огромными соснами, упирающимися в небо, под этим дождём.
